ИЛИ СЛОВО, ОТЛИТОЕ В МЕТАЛЛЕ
Шел 27 съезд Коммунистической партии. Номера газеты подписывались в печать поздно, несмотря на то что все материалы съезда были уже набраны и вычитаны корректорами и дежурным редактором. «Свежей головой» был Николай Пейков. Я была старшим ревизионным корректором. Все заголовки, напечатанные аршинными буквами и цифрами, были перечитаны по нескольку раз всеми сотрудниками редакции, не говоря уже о руководстве. Ждали поправок.
Надо сказать, что в те времена каждая строчка отливалась в металле линотипистками: сидит такая машинистка, только печатает не на пишущей машинке, а на огромном, пышущем жаром линотипе. Поправки к материалам приходили по телетайпу. Где-то выступающий отвлекся от текста, где-то вместо аплодисментов делегаты съезда устроили овации, и надо было написать: «Бурные аплодисменты, переходящие в овации». И все исправления надо было внести в текст и вычитать весь абзац, содержащий правку. Потому что линотипистка, набирая строчку, могла сделать ошибку в соседнем слове, а верстальщик — поставить строчку на другое место.
Время было позднее, съезд шел уже не первый день, все ходили невыспавшиеся: накануне номер также сдали поздно. Плюс переживали, как будем добираться домой в третьем часу ночи: в то время сложно было вызвать такси и уехать домой на нем — такси было государственным и работало как придется. А машина дежурным редакторам и корректорам не полагалась, бывало, что и пешком через весь город приходилось идти.
Пока ждали поправки, травили байки. Ирина Мефодьевна Краснова, заместитель ответственного секретаря, рассказывала, что во времена Хрущева ответная реакция зала выглядела на газетных полосах иначе — в скобках печатали: «Оживление в зале», «Смех», «Оживление, смех в зале».
В третьем часу, наконец, номер сдали. Утром прихожу на работу, а Владимир Алексеевич Жебит, ответственный секретарь, с сочувствием смотрит на меня и говорит: «Ну что? Пошли на ковер!»
Оказалось, что когда печатники собрались домой после трудовой ночи, уже практически утром, кто-то из них взял в руки газету, начал читать и тут же растерянно завопил: «Мужики, у нас сейчас какой съезд партии идет?» Мужики ему дружно отвечают: «XXVII». А он разворачивает номер и грустно говорит: «А у нас в газете XXII». Дело в том, что номера съездов набирались вручную из отдельных знаков и цифра V каким-то образом выпала. Никто этого, когда читал, не заметил…
Весь тираж в 130 тысяч экземпляров был арестован. Печатники остались работать сверхурочно, газеты в киоски и почтовые ящики пришли с опозданием на целых полдня. И, конечно, главные виновники — дежурный редактор и старший ревизионный корректор — были наказаны лишением премии с выплатой стоимости бумаги в 80 рублей.
Я не спорила — вина была моя, потому обижаться было не на кого. И 80 рублей (тогда для многих людей — целая месячная зарплата, на эти деньги можно было полететь в Сочи и вернуться назад) было не очень жалко. Я помнила рассказы коллег, когда за подобное можно было и под статью угодить: «за вредительство». Слово не воробей, каждое отливалось в металле.
АЛЕНА ОЛЕНОВА,
общий стаж работы в «СЧ» 10 лет
