Наше условие – долой сквернословие

НЕНОРМАТИВНАЯ ЛЕКСИКА И БОРЬБА С НЕЙ

К сожалению, как сами бранные слова, так и многочисленные словосочетания на их основе – неотъемлемая часть нашей повседневной жизни. В этом легко убедиться, с полчаса простояв на многолюдной остановке общественного транспорта в часы пик или прислушавшись к разговору подростков у подъезда. Работая с архивными документами и старыми периодическими изданиями, уже не удивляешься этому факту. Некоторые из газетных заметок 90-летней давности очень похожи на день сегодняшний.
24 июля 1923 года газета «Чувашский край» опубликовала заметку, автор которой констатировал: «Товарищем Троцким, целым рядом газетных статей и выступлений на собраниях поднят вопрос об оздоровлении нашего быта. И это неспроста. Почти нет, например, человека в среде рабочих, который бы не употреблял матерные слова при всяком удобном и неудобном случае». И в качестве примера: «Недавно человек 7 рабочих от электростанции у дома Совдепа № 21 (бывший мужской монастырь) исправляли провода. В течение пяти часов не менее 500 раз помянули «ядреную мать». И только после замечания проживающей в доме гражданки, смутившись, перестали ругаться и принялись за настоящую работу». Правда, знакомая картина? Любой из читателей навскидку предложит даже не один такой пример.
Конечно, если бы это позорное явление исчерпывалось – независимо от того, когда: вчера, сегодня, завтра – только средой рабочих, то это было бы полгоря. Но пример старших заразительно разлагающим образом действует и на подрастающее поколение. Та же газета зафиксировала такой факт: у пристаней в Чебоксарах трется мальчик двух-трех лет, основным занятием которого, по-видимому, является попрошайничество. И он настолько умудрен «опытом», не всегда встречая к себе сочувствие, что свою просьбу непременно сопровождает «мать с перемать».

КСТАТИ
Корреспондент газеты «Чувашский край» обратил внимание и на другие стороны быта молодежи в столице автономии: мальчики 7–8 лет уже курят, ухаживают за «барышнями», знают толк в кинокартинах, знают цену собственности не только по «собственным» вещам, но и по «благоприобретенным»: устраивают налеты на огороды и сады и т.д. и т.п. Перед нами – этакий усредненный апофеоз картины жизни первой половины 1920-х гг.

Возвращаясь к эпизоду с рабочими, обратим внимание еще и где именно происходило событие. Мужской монастырь, пусть и с приставкой «бывший», все равно – святое место. К 1923 году у народа, несмотря на всю активно ведущуюся атеистическую агитацию и пропаганду, еще не успело атрофироваться религиозное чувство. Даже, напротив, отчеты государственных структур (ВЧК, УОНО и др.), сообщения обновленческого духовенства и другие материалы фиксировали прекращение школьных занятий в дни религиозных праздников, «обыкновенное, как до революции» посещение церквей и более того – увеличение религиозности.
Проводившаяся пропаганда безбожия нередко имела обратный эффект. Даже в конце 1920-х гг. в целом ряде сельсоветов стены «украшали» иконы. В отдельных случаях они даже гармонично «вписывались» в галерею вождей «марксизма-ленинизма». Конечно, это служило основанием для критики и карикатур на страницах сатирических периодических изданий, но последнее особого эффекта не имело.
К тому же рабочие – это не подростки, которым на школьном уроке внушают идеи о «вредности» веры в Бога. Многие из них – вчерашние крестьяне, а религиозные устои на селе были традиционно живучи, служили одним из скрепляющих институтов общины. На таком фоне сам факт матерщины наглядно свидетельствует, как прочно она уже тогда вошла в плоть и кровь обывателя. Похвально только, что рабочие в вышеописанном эпизоде все-таки «смутились».
Боролись ли со сквернословием? Естественно, боролись. Конечно не так, как во времена царя Алексея Михайловича, когда Соборным уложением за использование «непотребных слов» налагалось жестокое наказание вплоть до смертной казни. В первое десятилетие советской власти все было проще. Так, на общем собрании военнослужащих областного военкомата и частей особого назначения были установлены штрафы по 10 копеек золотом в пользу только создаваемого воздушного флота Советской республики за всякий замеченный случай сквернословия. Было избрано пять товарищей для наблюдения и проведения в жизнь принятого постановления. Как с удовлетворением отметил автор заметки, после двух-трех замеченных случаев матерщины в здании военкомата и в казармах «теперь не слышно. Не хотят из матерщины воздушный флот строить. Плохой это материал».
Впрочем, торжество в отдельной баталии не привело к победе в кампании в целом. В дальнейшем было немало принято резолюций на различных собраниях, введено наказание за ненормативную лексику в общественных местах, появлялись и средства так называемой наглядной агитации в форме различных плакатов. Ежегодно 3 февраля даже отмечается День борьбы с ненормативной лексикой.
Но и сегодня применение нецензурщины в общественном месте – явление распространенное. Наказание, предусмотренное статьей 20.1 Кодекса об административных правонарушениях Российской Федерации, в размере штрафа от пятисот до одной тысячи рублей или административного ареста на срок до 15 суток, почти никого не останавливает.
Видимо, побороть практику применения мата в разговорной речи уже невозможно – так крепко сидит она в нас. Виноваты в этом не ученые мужи, неспособные определить основную угрозу и предложить действенную методику. Сокращается гуманитарное образование, пересматриваются программы поддержки исследовательских проектов, исчезают из школьного курса литературы классические произведения, даже уровень сатиры и юмора – соответствующего качества.