Ее до сих пор поминают недобрым словом
Ровно 30 лет имя Марии Сахьяновой носит улица в Улан-Удэ, на которой сегодня расположены президиум и институты Бурятского научного центра СО РАН, здание бывшей фабрики верхнего трикотажа, где сейчас располагаются офисы различных фирм и учреждений, муниципальное Управление трамвая, трамвайное депо и церковь пресвитериан.
«БУРЯТСКИЙ БРЕЖНЕВ» И ЧУВАШСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
Свое нынешнее название эта улица (бывшая часть улицы Ключевской) получила в последние годы партийной карьеры многолетнего лидера республики, первого секретаря Бурятского обкома КПСС Андрея Модогоева. «Бурятский Брежнев» сразу же после того, как в январе 1981 года в Москве скончалась дожившая до глубокой старости и почти забытая на родине при жизни пенсионерка союзного значения Мария Михайловна Сахьянова, счел своим долгом увековечить ее имя. Невзирая на мнение партийной элиты и интеллигенции Чувашии, которые до самых последних лет жизни той, чьей карательной рукой в 30-е годы в Чебоксарах осуществлялись партийные чистки и классовый террор, поминала ее недобрым словом.
В середине 80-х годов мне довелось быть в гостях у востоковеда-арабиста, члена Союза писателей Чувашии и будущего президента Чувашского национального конгресса Атнера Хузангая. Сын классика чувашской литературы Петра Хузангая, женатый, кстати, на бурятке, за чаем и коньяком рассказывал травмирующие нежную душу юного исследователя подробности из практики террора. А также о том, например, что после смерти Сталина чувашские руководители долго добивались «справедливого возмездия» для спокойно проживавшей в то время в Москве и отошедшей от активной деятельности персональной пенсионерки союзного значения Марии Михайловны Сахьяновой. О том, кто такая Мария Сахьянова, я до этого не знал и простодушно считал, что научный институт, в котором я тогда работал, стоит на улице, названной в честь «народной» балерины Ларисы Сахьяновой. Как оказалось, племянницы знаменитой революционерки.
Позже не раз доводилось слышать о довольно распространенной в СССР практике, когда в среде нацменов (ленинский термин, обозначающий национальные меньшинства) террор против одних этнических элит проводился представителями других нацменьшинств.
Жизнь Марии Сахьяновой – это пример трагедии и жизненного краха фанатиков-революционеров, для которых высокие идеалы и очищающая стихия революции обернулись не возвышающей душу подлинной свободой и установлением «царства справедливости», и даже не героической смертью за счастье народа. А совсем даже наоборот. Революция породила новую смертельно опасную борьбу за власть между своими же соратниками, кровавую практику репрессий против собственного народа и страх за себя и за близких людей. Доживших до старости робеспьеров часто ждало забвение, унизительные хлопоты за льготные пайки и персональную пенсию. И это в лучшем случае. Поскольку именно такие люди часто сами оказывались в пыточных камерах и расстрельных подвалах НКВД или в концлагерях.
«БУМАЖНЫЙ ЧЕРВЬ»
К 1929 году Марии было всего 33, а за спиной у нее были все достоинства статусного большевика: дореволюционный партийный стаж, подпольная работа при царизме, царская тюрьма, участие в революции и Гражданской войне, нелегальная работа за границей по заданию Коминтерна и несколько лет партийного руководства республикой. Казалось бы, с таким багажом путь был либо наверх по партийной линии, либо в оппозицию (в ссылку, тюрьму, лагерь, под расстрел). Но с Марией Сахьяновой не произошло ни того, ни другого. Вся ее дальнейшая жизнь – это движение вниз по карьерной лестнице, тихий уход из политики и «жизнь после славы». Кроме одного яркого периода в Чувашии.
То, чем занималась Мария Сахьянова с 1929 по 1936 год в Москве в аппарате ЦК ВКП(б), укладывается в один абзац. Сначала Сахьянова работала ответственным инструктором ЦК, затем с сентября 1929 года она слушательница Института красной профессуры. В мае 1932 года ее отозвали с учебы и вновь назначили на должность инструктора ЦК. В этот период она занималась бумажной работой – написанием аналитических записок по текущей национальной политике в регионах Сибири, «независимых» Монголии и Туве. В начале 1934 года, после XVII съезда ВКП(б) (в работе съезда Сахьянова участвовала как делегат), она была избрана членом созданной на съезде Комиссии партконтроля (КПК) при ЦК ВКП(б). После убийства Сергея Кирова эта комиссия занималась массовыми чистками в партии. Кстати, в 1934 году Мария Сахьянова была награждена своим первым орденом Ленина. Высшую награду страны ей дали почему-то «за работу среди женщин».
БОЛЬШАЯ ЧИСТКА
С марта 1936 по декабрь 1937 года она занималась партийной чисткой в Чебоксарах в качестве уполномоченного Комиссии партконтроля по Чувашской АССР. С тех пор общественность Чувашии, в первую очередь ее партийное руководство и партийная интеллигенция, связывает имя Марии Сахьяновой со сталинскими репрессиями 30-х годов в республике. Посмотрим, так ли это.
Действительно сотни «ни в чем не повинных» партруководителей и представителей партийной массы (которые до этого сами организовывали такие же партийные чистки) подверглись репрессиям по требованию уполномоченного КПК Сахьяновой. По ее инициативе была заменена вся руководящая верхушка Чувашии, включая первого секретаря Чувашского обкома ВКП(б) Сергея Петрова. Засидевшаяся в Москве на бумажной работе «пламенная» Мария Сахьянова наконец-то получила шанс доказать, что ей можно доверить «настоящее дело». Она с ходу «выявила» в Чувашии «антисоветское шпионское гнездо» и со всей присущей ей энергией инициировала массовое «разоблачение врагов народа».
Первой крупной добычей в ее «охоте на ведьм» стал бывший председатель Главного суда, в то время прокурор Чувашской АССР Элифанов, которому Сахьянова поставила в вину «систематическое замазывание уголовных преступлений и нарушений социалистической законности», а также «ограждение от наказания врагов народа». В марте 1937 года Мария Сахьянова, от чьего слова теперь зависели судьбы чувашских лидеров, на собрании партактива в Чебоксарах сообщила присутствующим о напавшей на них «идиотской болезни самоуспокоенности» и призвала к «революционной бдительности». Тогда досталось начальнику Управления по делам искусств Аркадию Золотову.
А звездным часом Сахьяновой стало ее эмоциональное выступление на XVIII областной партконференции в июне 1937 года, в котором она потребовала «усилить разоблачение врагов Советской власти, окопавшихся в партийном, советском, профсоюзном, комсомольском и хозяйственном аппаратах Чувашской АССР». Для вождя Чувашии Сергея Петрова это стало фактически приговором.
Уже в октябре 1937 года в Чебоксарах начался судебный процесс над 13-ю лидерами Чувашии, составлявшими политическую элиту республики. Среди подсудимых первый секретарь обкома Сергей Петров, председатель СНК республики Василий Токсин, секретарь ЦИК, председатель Госплана, второй секретарь обкома, секретарь Чебоксарского горкома, несколько народных комиссаров, военный комиссар. Этот процесс завершился в ноябре тем, что первую пятерку подсудимых, в том числе Петрова и Токсина, приговорили к расстрелу, остальных отправили в лагерь на сроки от 10 до 20 лет. В начале декабря 1937 года, завершив свою карательную миссию в Чувашии, Сахьянова вернулась в Москву.
НАЦМЕНЫ ПРОТИВ НАЦМЕНОВ
Главным обвинением, предъявляемым жертвам в ходе проведенной Сахьяновой партийной чистки в Чувашии, было обвинение в «национализме». Характерно, что в результате изъятия из руководящего состава республики национальных чувашских кадров главные в республике посты на долгое время заняли русские руководители. После Петрова первым секретарем Чувашского обкома ВКП(б) в ноябре 1937 года на короткое время стал тоже чуваш Герасим Иванов, который попытался приостановить репрессии. Но вскоре и Иванов был арестован и расстрелян. В результате главный «сталинский» пост в Чувашии занял один «варяг» Алексей Волков, а председателем СНК Чувашии стал другой «варяг» Александр Сомов. В Чувашии была фактически свернута политика «коренизации» советского и партийного аппарата.
Особую пикантность этому придает тот факт, что орудием репрессий против чувашских «националистов» выступила тоже нацменша Мария Сахьянова, возводящая в Чувашии свою очередную «башню мировой революции». Всю оставшуюся жизнь тени репрессированных чувашей – Элифанова, Петрова и Токсина будут преследовать Сахьянову. Все репрессированные в 1937 году партийные деятели Чувашии после смерти Сталина будут полностью реабилитированы, а весь гнев оставшихся в живых и вернувшихся из лагерей будет направлен на политически верный и безопасный для обвинителей объект. На злобную Сахьянову, у которой «руки по локоть в крови» чувашей.
Не умаляя «заслуг» Сахьяновой в развертывании политического террора в Чувашии, заметим, однако, что репрессии, в которых принимали самое активное участие сами чувашские лидеры, начались задолго до приезда Сахьяновой в Чебоксары. Кстати, непартийная чувашская интеллигенция, деятели культуры, искусства, религиозные деятели были зачищены еще в первой половине 30-х годов, а в 1937 году секретарь обкома Петров и прокурор республики Элифанов, наряду с наркомом внутренних дел республики Розановым составляли тройку по Чувашской АССР, выносящую внесудебные приговоры.
Тем не менее, в 1953 году Сергей Петров был полностью реабилитирован и стал считаться «жертвой репрессий». А в октябре 1956 года Комиссия партконтроля при ЦК КПСС рассмотрела записку первого секретаря Чувашского обкома Семена Ислюкова, в которой были описаны все неблаговидные деяния Марии Сахьяновой в Чувашии. Комиссия тогда приняла следующее решение: «За допущенные поступки т. Сахьянова М.М. заслуживает исключения из рядов КПСС. Учитывая признание т. Сахьяновой М.М. своего антипартийного поведения, а также принимая во внимание ее участие в прошлом в революционной работе, – объявить т. Сахъяновой строгий выговор с занесением в учетную карточку за антипартийное поведение в бытность уполномоченным КПК при ЦК КПСС по Чувашской АССР» (орфография и пунктуация записки сохранены. – С.Б.).
Самое интересное, что такое «наказание» по партийной линии за действия Сахьяновой в Чувашии было для нее не первым. Оказывается, еще в сентябре 1938 года специальное постановление бюро КПК, которую, кстати, возглавлял сам «железный нарком» и организатор репрессий 1937 года Николай Ежов, указывало Сахьяновой на то, что она «не проявила необходимой большевистской бдительности» и через некоторое время она была освобождена от работы в «комиссии Ежова». То есть Марии Сахьяновой сначала, наоборот, ставилось в вину то, что репрессии в Чувашии были недостаточными и не соответствовали планам чисток.
МИССИОНЕР – РЕВОЛЮЦИОНЕР-ПЕНСИОНЕР
С 1939 по 1956 годы Сахьянова находилась фактически в отставке и в высшем партаппарате не работала. После Чувашии, где она была вершителем людских судеб, всесильным судьей, способным казнить и миловать, Мария занимала мелкие должности. Сначала ее сплавили подальше от столицы директором колхоза в Пензенской области, но затем Сахьянова возвратилась в Москву, где ей нашлись места заведующей парткабинетом, завсектором в Сокольническом райкоме. Кстати, осенью 1941 года, когда «немец стоял у стен Москвы» и весь советский и партаппарат был эвакуирован из столицы, Сахьянова вновь оказалась в Чебоксарах. Несколько месяцев, до февраля 1942 года, она работала лектором Чувашского обкома партии.
После возвращения из эвакуации Сахьянова какое-то время находилась в «спецрезерве», затем работала лектором в ДК железнодорожников, научным сотрудником Госполитиздата, Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. В 1956 году, когда настойчивые требования «справедливого возмездия» со стороны руководителей Чувашии уже нельзя было проигнорировать, Сахьянову по-тихому наградили вторым орденом Ленина («в связи с 60-летием и за заслуги в революционном движении») и еще до развертывания шумного скандала отправили на персональную пенсию. «Строгий» выговор ей давали уже как пенсионеру союзного значения.
Последние 20 с лишним лет жизни Сахьяновой прошли незаметно, вдали от родины. О первом бурятском большевике в Бурятии вспоминали редко, а история ее жизни в революции, достойная стать сюжетами для романов и фильмов, смазывалась каким-то обидно негероическим концом. Свой жизненный путь «бурятская Мария Спиридонова» завершила не в ореоле революционной славы, не в бою и даже не в сталинском лагере, а в забвении и одиночестве в своей квартире в Москве, сохранив все льготы и пайки и спокойно дожив до 85 лет. Умерла она в 1981 году. Немного не дожив до полного краха большевистского проекта «мировой республики Советов», в который Мария горячо верила в годы своей молодости, она увяла от скуки и «подлости» окружающей жизни.
С. БАСАЕВ,
«Новая Бурятия» 20 мая 2013 г.
Публикуется в сокращении.
