Сергей Кисс: Жизнь – это череда музыкальных впечатлений

Художественным руководителем Чувашского государственного театра оперы и балета Сергей Кисс был назначен буквально за считанные дни до открытия XXI Международного балетного фестиваля. Поэтому приехал в Чебоксары с корабля на бал, сразу на репетиции нынешней фестивальной премьеры – спектакля «Жизель». То есть минимум времени на знакомство с труппой и оркестром. Наш разговор с целью познакомить любителей музыкального искусства с новым руководителем театра состоялся в один из таких дней накануне премьеры, которая прошла с вдохновляющим результатом – новая «Жизель» и зазвучала по-новому, волнующе и гармонично.
Почему необходимо слушать шедевры, как управлять стихией и с чего начинается музыка – об этом Сергей Кисс рассказал читателям «Советской Чувашии».

– Сергей Яковлевич, можно вас поздравить, вы обошли всех конкурентов в конкурсе на должность художественного руководителя. Хотя, говорят, конкурент был всего один.
– Знаю, что изначально желающих было немало. Но, возможно, к финалу подошли уже не все.
– У вас большой опыт очаровывать подобные комиссии.
– Но такой конкурс у меня первый раз. Здесь окончательное решение принималось по результатам собеседования. Прежние конкурсы я выигрывал, становясь за дирижерский пульт. Приезжал, проводил спектакль, после чего конкурс останавливали. Так было, например, с Сыктывкаром, куда я приехал еще совсем молодым, после работы в детском музыкально-драматическом театре под руководством Геннадия Чихачева, где был больше накатан опыт, чем репертуар. Дело в том, что там не было чистой оперетты и мюзиклов. Руководитель театра принципиально уходил от каких-то клише и штампов и создавал постановки, в которых использовал музыку из совершенно разных произведений либо заказывал написание музыки композитору. Это было очень интересно и ни на что не похоже, но не входило в тот «золотой фонд» оперетты, нарабатываемый дирижером для дальнейшей работы.
Хотя, конечно, у меня был опыт работы с балетом, хоть и не самый большой, в театре им. К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко. Там довелось сотрудничать с Дмитрием Брянцевым, мне повезло быть под его творческой опекой. Фактически я считаю его своим наставником в балетной музыке. Он подходил к людям с профессиональной точки зрения. Начинал не с того, что ставил тебя в ситуацию сиюминутного экзамена, а с того, что рассказав и объяснив, что требуется с профессиональной точки зрения, смотрел, насколько ты все это понял. Если человек обучаем, показывает результат – сотрудничество возможно и продолжается. Я буду благодарен ему всю жизнь. Был и опыт работы с оперой. Но тоже не очень большой. Работа с симфоническими оркестрами: с некоторого времени я начал сотрудничать с разными филармониями.
– О конкурсе – это очень интересно. Что сначала встали за пульт. У нас, насколько я знаю, конкурс практически всегда собеседование.
– В Сыктывкаре все это было еще и почти «с колес». Я приехал на 4 дня, и, сойдя с поезда, первую ночь просматривал партитуру, потому что нужных нот до этого момента просто не было. Но в работе фактически так и складывается. Кода я слышу, что дирижер полгода готовится к самому простому спектаклю, у меня возникает вопрос, а как он вообще мог стать дирижером? Нет, безусловно, есть созревание, вынашивание шедевра. Например, великий дирижер Клайбер, которого я почитаю и считаю одним и своих учителей, поскольку учусь, анализируя его записи, действительно готовился, вынашивал произведение по полгода. Но это — другое, и он мог себе это позволить.
– Вы проработали в Саранске 7 лет. Это много. Все там к вам привыкли.
– И там тоже был конкурс. И я знал, что он шел почти полгода. Приглашались дирижеры, приезжали, дирижировали. Там у меня были немного парниковые условия, был уже конец сезона и я не был ограничен во времени. Если есть такая возможность, я буду заниматься каждой нотой. Зачастую ты понимаешь, что у тебя есть ровно столько времени, и до идеала ты уже не доведешь – тебе надо сделать объем. А здесь было время, когда можно было довести до максимума. И я показал все, что считал нужным. Был выбран единогласно. Что касается того, что «все привыкли» — в жизни ничто не стоит на месте. Конечно, привыкли. И я привык. Корнями прорастаешь, где бы ты ни находился. Когда я уехал из Сыктывкара, например, мог закрыть глаза и представить город вплоть до миллиметра. Саранск для меня тоже достаточно родной город на сегодняшний день.

Сергей Кисс. Заслуженный деятель искусств Мордовии, лауреат Международного конкурса «Классическое наследие» (Москва), лауреат Республиканской театральной премии им. С.И. Ермолина.
Родился в Днепропетровске. Окончил дирижерско-хоровое и теоретическое отделения Днепропетровского музыкального училища им. М.И. Глинки, фортепианное отделение Московского областного музыкального училища им. С.С. Прокофьева, Московскую государственную консерваторию им. П.И. Чайковского по специальностям «хоровое дирижирование» и «оперно-симфоническое дирижирование».
Работал дирижером в Московском детском музыкально-драматическом театре под руководством Г. Чихачева и Московском музыкальном театре «На Басманной». Был дирижером-стажером Московского театра Новая Опера им. Е.В. Колобова и Национального филармонического оркестра России, а также дирижером-ассистентом Московского академического Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко. Являлся художественным руководителем камерного оркестра Государственного музыкального училища им. Гнесиных, художественным руководителем и главным дирижером Государственного театра оперы и балета Республики Коми и Государственного музыкального театра им. И.М. Яушева в Саранске.

– С какой программой вы приходите сюда?
– Понятно, что я действующий дирижер и буду дирижировать. Как у худрука у меня есть в этом какой-то приоритет. Но мне надо будет отвечать не только за те спектакли, где я встану за дирижерский пульт, но и за всю линию, по которой должен двигаться театр. В чем-то это для меня ново. При том, что в Саранске я был и главным дирижером, и художественным руководителем. Но там стратегию большей частью брала на себя директор, с которой мы были довольно слаженной командой и остались в теплых человеческих отношениях.
– Каковы ваши первые впечатления о нашем театре, о коллективе?
– Впечатления от первого знакомства – коллектив отзывчивый, заинтересованный и очень, если так можно сказать, теплый. Я окунулся в работу, встретился с оркестром, с радостью работаю с балетом. Так получилось, что оркестр я отчасти знаю. И кого-то уже с давних времен, потому что приглашал их в другие проекты. Я потому с удовольствием и принял участие в конкурсе Минкультуры республики, потому что знаю – с этим коллективом мне изначально интересно работать, создавать что-то новое.
– В качестве худрука вы впервые встали за дирижерский пульт на балетном фестивале.
– Да, но что от этого изменилось? Люди, профессионалы – те же, мои руки те же самые, музыка тоже.
– В творчестве руководство большим коллективом воспринимается по-разному. Для кого-то «необходимое зло», для кого-то – тоже своего рода творчество. Для вас это что?
– Сложно сказать. Все-таки скорее обязанность. Возможно, есть люди, для которых важен статус, хотя важность тут в одном – это огромная ответственность. Естественно, технические моменты в таком деле часто оттягивают на себя время от творчества. Но ты понимаешь, что от каждого твоего шага зависит работа всего коллектива. С другой стороны, плюсы в том, что можешь определять, каким будет следующий шаг, очередная постановка. При всех объективных моментах, которые приходится учитывать с наличием тех или иных исполнителей, того или иного состава исполнителей.
– Когда приходит новый руководитель, коллектив ожидает, что он будет что-то менять, ломать, брать новых людей.
– Могу сказать одно, ломать – не строить. Я всегда против грубого вмешательства. Понятно, что у меня есть свой взгляд на стратегию и качество. С другой стороны есть коллектив, театральный организм, который здесь работает много лет, все эти годы создает репертуар и является основой театра. Я всегда за то, чтобы опираться на тех людей, которые есть и которые на сегодняшний день для этого коллектива уже многое сделали. Все это не исключает того, что у меня есть собственные требования.
– Вы окончили музыкальное училище в Днепропетровске. Оно было раньше довольно знаменитым.
– Да, в то время, когда я там учился, считалось одним из лучших в СССР. Не побоюсь сказать, котировалось сразу следом за московскими. И было известно, что из него выходят хорошие профессионалы, поступающие в хорошие вузы. Например, мой выпуск поступил по максимуму. Хотя у нас была достаточно сложная ситуация, наш выпуск, весь целиком, чуть не пошел в армию, и собственно на этом бы закончилась карьера очень многих выпускников. И лишь благодаря стараниям тогдашнего директора нам всем дали возможность попробовать поступить в вузы. И все поступили. Все! Кто в Одессу, кто в Донецк, кто в Харьков, кто в Екатеринбург. Мне посчастливилось поступить в Москву.
– Судя по вашему портфолио вы учились там и в училище и в консерватории, потом там же работали.
– Я прожил в Москве 13 лет. Дважды отучился в консерватории и работал в прекрасных театрах. А потом уже поехал за опытом по стране.
– Вы трудились уже в двух национальных театрах, наш будет третьим. Ваше отношение к национальной музыке. Насколько ее надо знать, работая в таких театрах?
– Смотря что подразумевается под знанием национальной музыки. У нас многонациональная страна. Во всех столицах национальных республик есть музыкальные или оперные театры. Такие театры, по моему мнению, должны сохранять национальную культуру, просто обязаны это делать. Так что театр должен развиваться по двум направлениям. Одно из них мировая классика, на которой все мы воспитывались. И другое – национальная музыка, наши корни и истоки.
Когда я работал в Сыктывкаре (там уже был поставлен национальный балет, которым я дирижировал), я там поставил национальную оперу. И к тому же с большим удовольствием работал с местными композиторами. Мы делали концерты. Там чудесные композиторы, с которыми остались теплые отношения. Причем через Союз композиторов Республики Коми мне в руки попала совершенно очаровательная музыка композиторов Удмуртии, ее мы с оркестром тоже исполняли. А когда работал в Саранске, естественно, одним из направлений была мордовская музыка. И я горжусь, что являюсь постановщиком первого национального мордовского балета.
– Чтобы стать профессионалом, музыканты очень много учатся. Ваш путь в этом смысле очень показателен.
– Любой музыкант учится много лет.
– Понятно, что к себе вы требовательны в этом смысле. От других вы требуете того же?
– От других я требую только отдачи в искусстве.
– Количество дипломов не имеет значения?
– Я знаю огромное количество людей, у которых несметное количество самых лучших дипломов. Но, к сожалению, это иногда ни к чему не приводит. То есть диплом не является показателем. Да и никогда не являлся. Что такое диплом? Он показывает лишь то, что человек учился, находился, имел возможность прикоснуться к тому и этому. А вот как он это образование внутри себя переработает, будет ли оно полезно для него – зависит только от него самого.
Я, например, знаю случаи, когда в музыканты приходили в оркестр со школьной скамьи, с 1 или 2 курса училища, то есть делали лишь первые шаги в профессии, и при этом дарования было достаточно, чтобы стать лучшими в коллективе. Не во всем они были технически совершенны, но их результат складывался из того, как быстро они двигались и развивались, как отдавались работе.
– У вас большой опыт работы в театрах и оркестрах. Мест приложения силы, как сейчас говорят, было более чем достаточно. То есть все эти наработки, творческие связи вместе с вами пришли и в наш театр?
– Конечно, свои наработки и связи буду подтягивать сюда, поскольку, как художественный руководитель в первую очередь буду думать об интересах театра.
– Вы говорили, что работали и с оперой, и с балетом, с опереттой и симфонической музыкой. Есть что-то, что вам все-таки ближе?
– Не могу что-то выделить особой строкой. В этом плане я человек всеядный. Так случилось, может быть, потому что я постепенно шел от жанра к жанру. Есть люди, например, которые начинали с оперы, не погружались в жанр оперетты. Поэтому, может быть, и не рассматривают этот жанр. Есть те, кто не рассматривает балет, потому что не понимают его в необходимой мере, и из-за этого им сложно с ним работать, исполнение балетной музыки для них сопоставимо с работой тапера и малоинтересно с точки зрения творчества. Я не сразу начинал с оперы: сначала оперетта и мюзикл, потом балет и лишь затем опера.
– С балетом не у всех складывается, да.
– Это сложно. И для меня это всегда немного стрессовая ситуация, более ответственная что ли. Балет – это специфика.
– А у нас вы начинаете с балета! И первая постановка в нашем театре – балетная. А у вас есть какие-то свои особые знаки для музыкантов, ритуал что ли, что-то узнаваемое?
– Как говорил Римский-Корсаков, искусство дирижирования – дело темное. Сложно сказать… Нет, ничего особенного. Не обращал на это внимания. Мне хватает отношений с музыкой.
– Какие открытия вас поражали в работе, меняли к ней отношение?
– Жизнь вообще – это череда музыкальных впечатлений. В свое время я помню, когда учился в музыкальной школе, делал свои первые шаги, все умилялись моментом, когда я начал играть «Танец маленьких лебедей». Он мне так понравился! Безумно! И я говорил: «Хочу его исполнять с большой сцены, чтобы зал аплодировал и мне кричали «браво!» Наверное, это исполнилось, только в другой ипостаси – я его теперь дирижирую как часть балета «Лебединое озеро». Хотя зал аплодирует балету, мне все равно приятно.
А настоящий поворот случился , когда я увидел дирижера. Настоящего Мастера. Когда я поступал в училище, то мама, видя как я занимаюсь на фортепиано, лишь время от времени, перед конкурсами, говорила: «Если так заниматься, то лучше бросить, закрыть крышку рояля навсегда». Но мне всегда было жалко бросить, просто невообразимо. Как я без этого останусь?
Да, хотелось побежать и на улицу, погулять вместо занятий. И вот я поступил в училище на теоретическое отделение, как ребенок с блестящими данными, но совершенно неустойчивый, и первый год, честно говоря, не понимал, чем я занимаюсь. Не могу без музыки, но и это: сидение за книгами и теоретические измышления — не то, не реализация, не мое. Однажды пришел на концерт, где дирижировал Геннадий Рождественский. Я понял – вот это то, чем я хочу заниматься! Я нашел!
– Управлять стихией?
– Да! Дирижирование! Это и есть самое интересное! То, чем мне хотелось бы заниматься. И, спустя годы, я оказался в его классе. Это — мой педагог. Но до этого был путь с другими потрясающими педагогами, такими, как Борис Ляшко и многие другие.
– А как можно музыку пропагандировать, двигать ее? И нужно ли это делать?
– Пропагандировать нужно. К сожалению, музыку (как и театр в целом) сейчас низвели до состояния сферы услуг и на потребу дня. То есть нужны хорошие продажи. Любой ценой. И высокой классике тут сложно соперничать с «тремя аккордами». Можно докатиться до того, что подаваемый театром материал будет просто обесцениваться. И здесь нужен разумный баланс между тем, что бесспорно привлечет и развлечет зрителя и одновременно высокой классикой, шедеврами, может быть сложными, но теми, что определяют духовный рост публики.
Ведь театр несет важную функцию воспитания гражданского общества. Но это зависит не только от музыкантов, это целенаправленная государственная работа. Когда я учился в школе, она таковой и была. В школах, вузах постоянно распространяли абонементы, билеты. Сходить в театр, в филармонию на концерт считалось хорошим тоном, считалось правильным. В этом смысле СССР был прекрасной страной, где четко отслеживали духовное здоровье.
– Такое впечатление, что под нашей страной вы до сих пор подразумеваете СССР.
– Сейчас моя страна – Россия. Хотя я немного раздваиваюсь, потому что для меня странно и непонятно — как вдруг место, где я родился, теперь не моя страна. Потому что для меня страна существовала в рамках и понятиях той прежней страны, что теперь — история. Я до сих пор глубоко советский человек.
– Вы же так молоды!
– Тем не менее. Свою первую зарплату я получил советскими деньгами, заработав ее в 7 лет. И ту страну воспринимал не как ребенок, а как взрослый.
– Театр и сам по себе как мини-государство. А какое государство ваш театр? Демократическое, авторитарное?
– Кто-то из великих говорил: «Там, где в творчестве начинается демократия, там начинается развал». Сейчас обществу и в повседневной жизни под видом демократии подсунули анархию. И эта лжедемократия строится не по принципу «я ответственен за собственные решения, готов их отстаивать, делиться опытом», а по принципу – я хочу и мне все должны.
Хотя известно, что на самом деле наша свобода заканчивается там, где начинается свобода другого. Об этом надо всегда помнить. А возвращаясь к творческому коллективу, в любом случае в нем есть лидер, который отвечает за конечный результат, впрочем, как и в любом деле. Поэтому, так или иначе, решение принимает руководитель. За то, какая звучит музыка и какого она качества отвечает дирижер. Потому что даже если собрались прекрасные музыканты, но каждый из них имеет свой взгляд, то в лучшем случае они будут играть некий фестивальный джем-сейшн, когда этот спел одно, тот сыграл другое, поимпровизировали и разошлись. Но это не концепция, не слаженный организм и не идеальная архитектура.
– Вы рассказывали о Геннадии Рождественском, повлиявшем на ваш выбор музыкальной профессии. А кому вы вообще обязаны увлечением музыкой?
– Наверное, маме и бабушке. Отчасти дедушке.
– Они у вас были музыканты?
– Они были очень музыкальными людьми. Мой прадед, священник, которого в свое время репрессировали и расстреляли, был хорошим скрипачом-любителем. У моего деда всю жизнь было желание играть на гармони, но семья жила тяжко и не могла себе позволить купить инструмент, он раздобыл гармошку будучи уже состоявшимся художником для того, чтобы писать с натуры, и подбирал что-то, играл.
Мама могла бы учиться на пианино, но его тоже купили поздновато, когда она уже поступала в институт. Самый большой музыкальный движитель была бабушка по материнской линии. Она любила петь, обожала оперетту. Мне рассказывали, что когда у меня в детстве резались зубы и для всей семьи наступили черные времена, я успокаивался только тогда, когда мне пели песни. Так что песен я в тот период услышал много. И первую свою песню спел, когда мне был лишь год с небольшим.
– Не могу не спросить про вашу красивую фамилию.
– Это фамилия отца.
– Она немецкая?
– Австро-венгерская. В Венгрии носителей такой фамилии как у нас Ивановых. Когда я был на фестивале Кальмана, венгры сокрушались, что я не знаю языка, говорили, что просто не имею права не знать по-венгерски, имея такую фамилию. Да что там говорить, когда она используется даже в оперетте «Сильва»!

Фото Максима Васильева