«Закон дракона», или 20 лет спустя

«Мы свергли диктатора, – сказал Студент. – Однако битва продолжается, наши нынешние враги те же, что были прежде. Занавес опустился после первого акта, чрезвычайно затянувшегося. Скоро начнется второй акт, своими декорациями и освещением весьма схожий с первым».
Алехо Карпентьер. «Превратности метода»
Сколько раз это повторялось на всех континентах, в странах, графствах, провинциях, губерниях!
О «Законе Дракона» столь подробно рассказано в наверняка прочитанных вами романах Астуриаса («Сеньор Президент»), Маркеса («Осень патриарха»), Рыбакова («Дети Арбата»), экранизированной пьесе Шварца («Дракон»), десятках других шедевров, что придумывать ничего не нужно. А продолжение сюжета можно смотреть в отчетливо­мутной телепрограмме «Дождь».
Кочующая, как сиквел, история начинается с того, что в город N приезжает Студент с тремя экю (Крысолов с волшебной дудочкой, Железный Дровосек с секирой, Мушкетер со шпагой). Прямодушный, честный, с упрямым подбородком и смелым взглядом. Выросший в глухой горной сакле (суварской деревушке, военном городке). Обозленный на нищету (произвол, бесправие). Увлекающийся борьбой (боксом, карате, фехтованием). Читающий нежной подружке свои стихи под шелест прибоя на берегу Амазонки (Сены, Рейна, Волги, Хуанхе) .
Сюжет тривиален, как валенок: обросший карабинер, алчущий справедливости, горным ягуаром стремительно врывается в лучшие дома Побережья. И решает разом изменить мир. Так и пишет в планшете: «В 14.00 – разгон облаков. В 14.30 – подвиг…»
Но, разумеется, сюжет не обходится без барьеров. Сначала его с треском изгоняют из военного училища (мореходки, университета, семинарии, аспирантуры, избирательного списка, высшего общества). Точнее, он уходит оттуда сам. Громко хлопнув дверью. «Нет, – объявляет человечеству, – мы пойдем другим путем». Запирается в библиотеке Цюриха (Сант­Яго, Марпосада), как питон, проглатывает книги. Пишет, ваяет философский шедевр о государстве и революции. Собирает брифинг, объявляет в объективы: «Иду на ВЫ, против произвола и беззакония».
Смотрит, не мигая, в глаза волкодавам, воркующим: «Неужели, вы (месье, сэр, сеньор, юноша, сенсей) не видите, что перед вами – стена (Бастилия, Тауэр)»? Отвечает цепным бультерьерам: «Стена – да гнилая, ткни – и развалится!» Учреждает газету, высекает искру. Побеждает оппонентов – Плехановых (Прохановых, Шурчановых). Бросает перчатку Большому Боссу. Выводит мерзавцев на чистую воду, а ясноглазых, верных, честных, прекрасных, бесконечно преданных друзей – на Сенатскую площадь (Монмартр, Тяньаньмынь, Манежку, Майдан, площадь Ленина, стадион «Спартак»). Залезает на баррикаду (броневик, БТР, троллейбус №14), простирает руку вперед и вдаль. Друзья (кунаки, френды, товарищи по сборной, члены Межрегиональной депутатской группы) крушат проклятый режим (самодержавие, диктатуру, шестую статью Конституции), раскидывают по мостовой учебники. Весенний ветер, веселясь, играет вырванными страницами. Друзья захватывают почтамт, вокзал (Зимний дворец, Лувр, Белый дом, Хижину дяди Тома, Шалаш на озере Разлив). Издают демократичнейшую в Поднебесной Конституцию. В четыре руки пишут симфонический закон «О печати». Становятся премьерами, министрами, комиссарами Конвента, председателями Реввоенсовета, канцлерами, первыми секретарями, генерал­губернаторами. Их девиз в то славное время – «Возьмемся за руки, май френдс, чтоб не пропасть по одиночкам».
Ни шагу назад. С ходу в карьер. Вперед и вверх. Отважно борются с попыткой реванша – с Драконом, отрастившим несколько голов вместо отрубленной (Антантой, Деникиным, кликой Лейбы Бронштейна, уклонистами­ревизионистами, правдивым товарищем Шурчановым). Поартачившись, к комиссарам приходит Победа, они ведут ее в кабинет.
Кричат им женщины: «Ура!» и в воздух лифчики бросают.
Веселится и ликует весь народ. Сначала – празднуя один отведенный Конституцией срок. Потом второй. Веселится и ликует (и бликует, и блефует, и танцует, и флиртует) круглый год хоровод, замечательный народ, нищий жадный сброд…
«А с чего он веселится? На какие шиши? Где берет копейки (баксы, евро, юани, тугрики)? – задумывается на завершении второго срока князь Милославский (Отец Нации, Ланцелот, Коба, Мы – Николай II), пыхнув вишневой трубкой (колотя боксерскую грушу, молотя ногами спарринг – партнера). – Почему не работает, дармоед?»
«А что, любезный, заварушки поблизости нету?» – спрашивает ОН у дьяка посольского приказа, смывая соленый трудовой пот.
«Да как же нет, кормилец, – отвечает служивый. – Крымский хан на юге губернии безобразничает. А финно­угры Кемь взяли и не отдают. Коммуняки­таки заедают. Националисты грозятся. Экстремисты кругом. Сплошные Хузангаи».
«Как вы могли допустить?!» – радостно рявкает главный управдом.
«Не вели казнить, великий государь!» – падает в ноги приказчик.
«Встать, я тебя не виню», – говорит управдом (генсек, канцлер, генерал армии). – Пиши указ: «Выбить Крымского хана (узурпатора, врага народа, буржуя, кулака, коммуняку, националиста, империалиста) с Изюмского шляху. Понудить его к миру».
Войско забивает узурпаторам баки, ОН правит губернией третий­четвертый срок (а мерседесов на переправе – не меняют­с!) и с деловыми партнерами (кунаками, френдами) занимается чисткой, потрошит заводы, экспроприирует экпроприированное, раскидывает на бенефициаров пакеты акций, служебный коттедж, зеленую карету, гараж, мерседес, самолет сербской компании друга­миллионера.
Следует продолжение банкета. Маленькая победоносная гражданская войнушка в Амазонской Индиане (Бендер­Задунайской Силезии, Волжской Буртасии). Лихие наезды, маски­шоу, рейдерские атаки, стрельба на улицах. С помощью доброго слова и кольта можно добиться чего хочешь. Бакс рубят – щепки летят. Заводы Бронкса переходят из рук в руки дважды в неделю. Пиво «Букет Хазарии» и виски «Белая лошадь» льются Ниагарским водопадом. Их рекламу забивает лишь реклама МММ с Леонидом Голубковым (эсквайром): «Куплю жене шубу», – грозится эсквайр.
Экономика должна быть экономной. Надо избавляться от балласта. Гнать в шею идеалистов, говорящих «правду»: правду не знает никто. Гнать в шею готовящих себя в сменщики. Гнать всех друзей – они могут предать, а значит, предадут. И проследить, чтоб никто не брал на работу.
Без друзей – скучновато. По вечерам, попивая кинзмараули на приволжской вилле, Ланцелот перечитывает собственные дымящиеся страстью статьи в «Известиях народных комиссаров», изданные в скрипучей обложке из ложного крокодила. В которых ОН САМ (ну кто бы мог подумать!) призывал ограничить правление двумя сроками, ввести свободу слова, собраний, мнений, побороть коррупцию, мздоимство, лизоблюдство, двойные стандарты. Смело и яростно критиковал Дракона (Бургомистра, Михаила Сергеевича, Бориса Николаевича). Разносил в пух и прах хиты театра времен Нерона и Сенеки. Не вставал при звучании Имперского Гимна. Ходил инкогнито в парике на базар Чика узнать цену на редиску, почем фунт изюму и фунт стерлингов). Танцевал джигу…

Потягивая  бургундское (кагор, пиво «Букет Сувазии»),  продолжает думать хмурую мысль:  «Как  же китайцу Дэну удался фокус: отказаться от  постов и остаться  загребающим кормчим?»

В этот сложный депрессивный период хочется  бросить  все  и  уехать в  Москву златоглавую (радужный  Урюпинск,  зеленоглазую  Македонию,  краснокожую  Австралию,  белоштанное  Рио-де Жанейро), кормить по утрам  пшенной кашей гусей (крокодилов,  дельфинов,  кенгуру,   синих китов,  длинношерстых баранов).

Пряников тех (акций, дивидендов, самолетов)  никогда не хватает на всех. Круг кунаков сужается.  Френды  линяют.  Дисциплина падает. Референдум, устроенный для объединения  Чика и Новчика, не прокатывает. 800 бюджетных  лимонов  испаряются как утренний туман.  Саботаж!  Мятежники  требуют убрать барьеры, включить лифты, открыть форточки, выпустить на хоккейное поле  новую  резвую и борзую  тройку,  грохочут  на Майдане в там-тамы,  швыряют  на Манхэттене  фейерверки в спецназ.

Приходится принять меры. Настает день,  патриарху демократической революции Ланцелоту Януковичу Бокассе   на серебряном  блюде приносят  картуз его Верного Фельдмаршала (кипу  Юли Тимошенковой,  галстук  бургомистра   мятежного  Новчика,  кепку поэта-депутата  Юрьича),  поджаренные  по всем правилам поварского искусства. И он под кетчуп («у этой  аджики – большое будущее») скармливает  их в  назидание оставшимся «друзьям».   Которых уже немного. Они, не смея роптать, прячут глаза, отрезая  и перемешивая со свежей зеленью, укропчиком, салатиком, лучком прожаренные кусочки  первичной материи,  запивают  их  холодным  золотом чешского пива, привезенного  чартерным рейсом из Шампани  знакомым работником ЦИК Узбекистана.

Постепенно выстрелы стихают: патроны договариваются уважать друг друга.

Жизнь  налаживается. Заслуженный деятель  позирует художницам,  выслушивает оды,  раздает госпремии, гранты, должности,  интервью (Си-Эн-Эн, журналу «Мурзилка»,  Регнуму),  читает вводные лекции в Оксфорде и Страсбурге, учит архитектуре,  ваянию, политесу, игре в  нарды, журналистике, агро — и нанотехнологиям.  Скауты присваивают ему звания «Лучший друг детей» («Чингачгук — Красное  Солнце»,  «Волжско-болгарский перец»,  «Отец  суварской  демократии»).

Но однажды утром,  очищая  початок  рекламируемой  им  по ТВ кукурузы на завтрак,  ОН  слышит  на площади  Сесилии  шум баррикад.  Кухонный телик  размером  с  маленький  бассейн  уточняет: на баррикаду вскарабкался  знакомый  студент  с  высоко  поднятой головой и  упрямым жестким взглядом. Тот самый, которому ОН читал лекции по научному минимализму — максимализму,  давал ему уроки карате и  на всякий случай  лепил двойки.  Как же ОН его недооценил? Как пропустил? Ведь говорили ЕМУ, что  парень всегда побеждает в спортивных турнирах  и  в уме перемножает многозначные числа. ОН лично проверил: нет, пользуется калькулятором… Маскировался!  Лишь забавлялся, когда его принимали за деревенщину, спокойно и уверенно  ждал своего часа!

На  жарком  островке в Карибском море (пятизвездочном  отеле «Ренессанс»)  ОН собрал Правительство в изгнании.  Пригласил ТВ  Голливуда,  пусть  покажут миру, КОГО  выперли из Княжества.  Киношники  показали: двойные подбородки, равнодушные сытые глаза. И это – его друзья?  Сидели, пили, ели, базарили о чепухе,  финансист  сыграл на  скрипке,  спел  арию. Тоже мне, Ойстрах. На  несколько минут  забежал бывший Первый министр,  но,  сославшись на  Олимпиаду в Афинах, свалил. Никому нельзя верить. У каждого – свое на уме.  Предадут, уже много раз предавали.  Верить  стоит  лишь врагам:  ненависть – стойкое, честное чувство.  Опираться можно лишь на то, что оказывает сопротивление.

Пиарщики  Минобра  настояли: провести в местах боевой славы  юбилей  Института  Президентства,  разжалованного (как неэффективный вуз)   в  Институт  Главка. Приехали всем кагалом.  Кто говорит, что три мушкетера  20 лет спустя – это три толстяка, три веселых гуся,  Наф-Наф, Нуф-Нуф и Ниф-Ниф?.. Еще приползут земляки,  будут  ручки целовать,  умолять дать двести миллионов  за  чай  попить.  Негодяи и подонки!  Ведь все в Провинции  кормились с ЕГО руки. Забыли?!  ОН привозил из Центра пять миллионов  рупий  и по  десять  центов  щедро раздавал на каждого – чтоб ни в чем себе не отказывали!  Брал на себя  чужие  грешки. Лично правил партитуру оперы, рисовал  фломастером  архитектурный проект Большого Фонтана  на  Темзе, подсказывал  цифры  статистикам. Без него  ничего не могут.  Тупые болваны,  лохи,  бараны, нуждающиеся в пастухе.

…Не ползут. Не просят. Не хотят!

Кругом измена!..

Да,  ребята, история  диктаторов – это вам не апельсин из Марокко. Она жестока,  безжалостна  по отношению к неплохим в сущности ковбоям и плейбоям – об этом повествует   гуманистическая  литература  ХХ  века. И, сами понимаете, здесь речь – только о ней,  мировой  литературной традиции. «Нам, царям, молоко бесплатно надо давать», —    говорит  и.о. царя  Бунша  красавице Марфе  в  фильме «Иван Васильевич меняет профессию». Абсолютно справедливая постановка вопроса,  тема Гран-при  для  правозащитной академии Глуховых-Михайловых.   Почему не создать азиопский  профсоюз экс-диктаторов,  защищающий  их  ущемляемые  права, выдающий им золотые парашюты,  бесплатные  путевки в кемпинги у Женевского озера и  Канн?  Ведь если б их права были  надежно  защищены,  стали б  они  иногда, вороша рычажком угли в камине,    тайком для себя мечтать вернуться  на  гнусную  работенку  и околачивать  тренировочную  грушу  электората  встречами, презентациями, юбилеями  и  сами знаете,  чем еще?

Матерые  знатоки  утверждают:  в  ХХI веке климат  на  планете меняется.  Высокие  технологии создают Глобальную  Оттепель.  А она  порождает  тайфуны на улицах, цунами на площадях. В политико-военном театре  имени  Нерона и Сенеки  уже   не нужны суфлеры,  цензоры и редакторы.   Лорды,  герцоги,  президенты компаний,  даже  депутаты  скромно  именуют  себя «нанятыми  менеджерами».  В Центре занятости на диктаторов нет спроса. На простой  естественный  вопрос «Ты чьих будешь, холоп?»  следует  хамский  наглый  ответ: «Закусывать надо!»  Система встала на уши:  каждый руководит всеми!  На пресс-конференциях года   боты  дерзят  альфа-самцам.  Как с шабрами  на завалинке,  в режиме свободной дискуссии   беседуют с главами императорских домов, читают им нотации.

История  идет  по спиральному  треку.   Рубль   падает,  Инфляция растет,  Надежды юношей  считают.

Если  в Правобережной  Волжской Хазарии  вновь возникнет  кризис  (тьфу-тьфу-тьфу!), команда кризисных  архитекторов  Минагрокомпромата  может  вновь  оказаться  востребованной .  На что, как видно, и рассчитывает.

Нашу  Золотую  Абрашу  уже  пасут в надежде  вновь  подергать  ее  за вымя.

 P.S. Все совпадения – абсолютно случайны.

Ч. АРТЕМЬЕВ