На Эльвиру Краснову все смотрят снизу вверх
Хотя роста она небольшого, а все равно на эту девушку будешь смотреть снизу вверх, запрокинув голову. Поэтому Эльвира Александровна Краснова на Чебоксарском производственном участке Казанской механизированной дистанции погрузочно-разгрузочных работ управляет козловым краном. И вообще с земли напоминает фею. Два рычага в ее руках как две волшебные палочки. Поведет одной чуть в сторону – и по балке заскользит грузовая тележка, разматывая серебряную нить троса. Поведет другой – и две металлические ладони нежно захватят контейнер и понесут по воздуху к автомобилю «ЗИЛ». Кран едет, снег валит, она в кабине летит.
В оранжевой каске и рукавицах с резиновыми пупырышками, я смотрю ввысь завороженный. И в полной мере ощущаю, что такое настоящая недоступная женщина.
– Вот я тоже хотел крановщиком стать, – уловив мой взгляд, говорит водитель «ЗИЛа». Он сидит за рулем, высунув локоть в окно, на улицу из-за непогоды выходить ему совсем не хочется.
– Что же вам помешало? – интересуюсь я.
– Да вот оказалось, высоты боюсь, – почему-то радостно сообщил он. – Так-то силищи немерено. Иной раз в выходной выпью пива, жена начинает ворчать, я хрясть по столу. Стол пополам.
– А стол-то здесь при чем?
– Ну я же десантник. Двенадцать раз с парашютом кидали. В ПТУ пришел на крановщика учиться, сначала все шло хорошо, с теорией-то. А в практику меня на башенный закинули. Я весь синий оттуда слез, все ходуном ходит, ветер свистит. Ну ее к черту, думаю. И пошел водителем. Потом я, правда, узнал, что по статистике (он как-то особенно выделил это слово) в восьмидесяти шести из ста случаев крановщицы у нас в России бабы, ну то есть женщины. Натура, что ли, у них такая, – качнул он головой, и грузовик его качнулся от водруженного на него контейнера.
Какая именно у них натура, я уточнять не стал. Да и водитель отвлекся, стал записывать на листке прямо на руле какие-то буквы, потом свернул его вчетверо и положил в нагрудный карман. Эльвира Александровна отгрузила ему в кузов еще один железный ящик, довершив погрузку. Водитель вышел, закрыл задний борт и тоже запрокинул голову, постоял чуть-чуть, махнул рукой, уехал. За ним в очереди пыхтели другие машины. Вокруг все шумело, гудело, лязгало, издалека доносились крики мужиков-стропальщиков. Я подумал, что мне так и не удастся забраться к ней в кабину, и свистнул. Она приоткрыла мутное окно.
– Поднимусь? – спросил я жестами. И добавил, кивнув на контору с заснеженным бюстом Ленина в елках: мол, разрешение имею.
Крановщица пожала плечами.
Лезть было неудобно, я постоянно бился каской об ограничительные металлические поперечины над головой. Чем выше я поднимался, тем сильнее, казалось, качался кран, а может, это ноги подкашивались. На кабине бешено жужжал флюгер. С Волги несло мокрым снегом. Я стукнул три раза в железную дверь и повернул ручку. Из нутра кабины пахнуло духами. Скрипнув креслом, она обернулась. Точно – фея с лицом стюардессы.
Я объяснил, с какой вдруг стати нарушил ее план работы. Было тепло, как у деревенской печки. По обеим сторонам кресла крановщицу грели электрообогреватели. На полочке лежал вахтенный журнал крановщика КК 6,3 тонны.
– Ну что, поехали? – спросила она.
– Поехали…
Раздался трамвайный звонок, и мы тихонечко тронулись. Пол кабины наполовину сделан из стекла, над ним была решетка, но мне все время казалось, что решетка слишком хлипкая, что земля летит из-под ног. И я держался мертвой хваткой за самый прочный предмет интерьера – за железный шкафчик.
Кран катил по рельсам со скоростью девяносто метров в минуту. Не самолет, конечно, но отсюда кажется, что взлетаешь. Эльвира Александровна двигала рычагами, словно пилот воздушного лайнера, – степенно и уверенно.
– Надя, говори, – произнесла она в рацию.
Рация пощелкала, пощелкала и ответила:
– Тринадцать пятьдесят шесть для «ЛАМы».
– Поняла, – сказала крановщица.
Уже на ходу она начала разматывать трос для подцепки контейнера, а когда остановилась, крюки с выверенной амплитудой подцепили его. Точность была идеальной.
– Не страшно вам здесь? – поинтересовался я, все еще не адаптировавшись к высоте.
– Страшно иногда бывает на земле, а здесь небо рядом.
Мы приподняли коричневый контейнер с нужным номером и понесли его к грузовику. Поставили точно к самому борту, и все это быстро, почти на ходу.
Недостатка в клиентах по контейнерным перевозкам производственный участок не испытывает. Наоборот. Многие чувашские предприятия в последнее время стали осуществлять трансэкспедиционное обслуживание только через эту станцию. Здесь, как говорит начальник участка Николай Николаевич Афиногентов, условия божеские. За подачу, уборку вагонов, перевод стрелок денег не берут, как некоторые соседи-коммерсанты. Грузовой двор несет также полную ответственность за правильность погрузки, сроки и доставку. Помогает предприятиям оформлять договоры. А это, по словам Николая Николаевича, тоже непростая штука. С массой подводных камней. Вот клиенты и идут сюда. Для Чебоксар около ста контейнеров погрузки и столько же выгрузки в смену – цифра небольшая по сравнению с минувшими годами, но в годину кризиса это весьма поддерживает станцию на плаву.
Из кабины крана весь грузовой двор с крытыми складами, подъездными путями просматривался далеко. Справа мужики в таких же касках, как у меня, выгружали из вагонов детали комбайна, тут же монтировали его. Слева маневровый тепловоз подтаскивал состав.
– А почему вы в одиночку работаете?
– Да с контейнерами же легко. Тут не требуется стропальщиков, чтоб крюки закреплять, – чуть обернувшись, сказала Эльвира Александровна. – Это когда я на сорокафутовом кране работаю, тогда уж общаемся с ними. Кран тот, конечно, сказка, там в кабине, как в номере гостиницы. Электроника, мощь, – она взглянула почтительно на силуэт махины, стоящей на другом пути. – В Чувашии вообще таких кранов больше нет.
Краснова в подъемных кранах знает толк. В башенных, козловых, козловых-мостовых, шагающих. А когда-то, смеется она, видела эти машины только на картинках. Росла в далекой чувашской деревне и мечтала не грузы перемещать, а лечить животных. Очень сердобольной была девушка. Корова разродиться не может – она ночи не спит, ходит в стойло, слушает, как та тяжело дышит, и смотрит, как тревожно течет из ее зрачка преломленный бордовый свет. У кошки лишай – она за ней по пятам ходит. Но в то же время и отчаянной была. После окончания школы брат-прораб посоветовал ей поступить на крановщика. Ты, говорит, по яблоням вон как сигаешь. Так на кране то же самое, только еще и деньги платят.
Она вняла брату и поступила. А после окончания ее распределили на Чувашский тракторный завод. Мужики поначалу шутили над ней. Просили подтащить коленвал для карбюратора, Эльвира Александровна кружила по цеху и не находила такового. Кручинилась. Рядом проходил мастер, интересовался, чего скисла. Она отвечала, что никак не может найти для карбюратора эту деталь. Мастер шел к мужикам и устраивал взбучку. А затем, в девяностые, она с завода ушла. Вышла замуж, родила, устроилась продавцом в магазин продуктов. И все вроде было обычно: колбаса, лимонад, дом, работа. Но всякий раз, проезжая мимо стройки, тосковала. Сердце крановщицы уже прочно сидело на железном крюке. И она сменила чистый халат, пахнущий развесной карамелью, на желтую спецовку. Какое же, говорит, счастье посетило ее в тот день, когда опять оказалась за рычагами. Когда кран тронулся по рельсам и флюгер зажужжал на кабине.
– Двадцать шесть шестьдесят семь, – говорит рация в ее маленькой ладони. И она снова берется за рычаги. В окне плывет сквозь снеговую завесу грузовой двор. Стропальщики вдалеке никак не могут уместить в кузов «КамАЗа» мотовилу от комбайна, осматривают негабаритные выступы, что-то прикидывают в уме, чешут затылки под касками. А она, как домино, укладывает в грузовики контейнеры и ни разу не заденет друг об дружку, ни разу не ошибется.
– Почему крановщицы в России чаще всего женщины? – интересуюсь я.
– Не знаю, – ведет Эльвира Александровна плечом. – Наверное, просто женщины в России тоньше всегда чувствуют. Сердцем. Даже машину.
Владимир Липилин,
спец. корр. «Гудка», Чебоксары.
