Пожалуй, хоть краем уха об этой книге слышал каждый. Недаром ее считают одним из первенцев национальной поэзии, а имя главной героини уже стало чуть ли не нарицательным. Помнится, даже конфеты такие выпускали. Вкусные были!.. Впрочем, сейчас мы не кондитерские изделия обсуждать будем, а литературное произведение. И поэтому — к делу, господа читатели!
Поэма Константина Иванова «Нарспи» за свое уже более чем столетнее существование заслужила большое количество эпитетов в свой адрес: от «хорошая передача обычаев и нравов чувашского народа» через «огромную эмоциональную силу» и «живой язык с нарастающей динамичностью сюжета» до «национального достояния» и «бессмертной истории любви». В республике поэма включена в обязательную школьную программу. Кроме того, осуществлен перевод ее текста на 16 языков народов мира.
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Константин Иванов родился 27 мая 1890 года в с. Слакбаш Уфимской губернии (ныне Белебеевский район Республики Башкортостан). Выпускник Симбирской чувашской учительской школы. Работал в Симбирской чувашской учительской школе. За короткую творческую деятельность написал стихотворения, стихотворные сказки, баллады, трагедии, поэмы, серию рассказов по семейным преданиям. В историю чувашской литературы вошел и как переводчик произведений М. Лермонтова, Н. Некрасова, А. Кольцова, Н. Огарева, К. Бальмонта. Принимал активное участие в подготовке сборника «Образцы мотивов чувашских народных песен и тексты к ним», при его участии был подготовлен и издан новый «Букварь для чуваш с использованием русской азбуки». Успешно работал в области живописи: рисовал декорации, иллюстрации для букваря, увлекался фотографией.
Спору нет: далеко не каждое произведение, даже профессиональных авторов, в советский период (когда только и говорили о «дружбе народов» и укрепляли ее в том числе через взаимные тиражирования текстов на других языках) удостаивалось такой чести. Впрочем, последний факт — еще не показатель качества, но в сочетании с другими — важная деталь.
Литературоведы буквально до последних штрихов восстановили картину создания «Нарспи», до косточек обсосали ключевые линии. Казалось бы, что тогда здесь сказать нового?.. Ан нет: хоть и колется своей известностью, да хочется свое мнение выразить. Не профессиональное филологическое, а личностное. И поводом, как ни странно прозвучит, стала еще одна из недавно услышанных оценок. Суть ее вкратце сводится к следующему: «Как можно читать и тем более изучать произведение, главная героиня которого в самоубийстве находит лучший практический выход из сложившейся ситуации?! Чему она учит современную молодежь!?».
Сюжет вкратце таков: зажиточный крестьянин выдает дочь против ее воли замуж за богача из соседнего села. Для девушки этот брак превращается в душевную и физическую пытку: она любит другого (но бедного!), а новоявленный супруг оказывается настоящим тираном, ежедневно распускающим руки. Плюс такой момент: он по возрасту сам ей в отцы годится. Отчаявшись, Нарспи травит муженька и сбегает, по дороге встречает любимого…
В какой-нибудь современной «мыльной опере» нас бы ждал счастливый конец в духе русских сказок. Вот только у Константина Иванова все не так: никто ее не ждет с распростертыми объятиями, а горести валятся одна за другой: родители сначала отворачиваются от дочери, а затем зарублены ворами, пытавшийся их спасти Сетнер тоже погиб, а сама героиня сводит счеты с жизнью.
И над всем этим такой факт: никто не протянул Нарспи руку помощи, более того — ее поведение расценивается окружающими как позор! Тут важен выстраиваемый поэтом по отношению к героине в процессе сюжетного развития эпитетный ряд, который как раз и символизирует восприятие ее внешним миром. Сначала в девичестве: «весенний цвет» ее молодости, глаза «как зерна черных бус», шелк кудрей, серебристый голосок, гибкий стан, легкий шаг. В замужестве характеристики уже более развернутые, причем не прямые, а в виде наблюдений со стороны: «Что же плачешь ты все дни?», «Та молчит, сжимая зубы», «В злой неволе // Сердце рвется от тоски», «Боль огнем палит ей сердце», «Тяжелы у мужа руки — // Для него я хуже пса…», «Жизнь моя — полынь-трава…» А в завершение — услышанное от матери, пришедший в дом Сетнера, где Нарспи наконец-то обрела покой и долгожданное счастье: «Ты — что волк в овечьей шкуре».
Незамысловатый, в принципе, сюжет повествования. Только вот поэма Константина Иванова исторична! Она — отражение имевших место реалий и, вместе с тем, замечательная возможность для нашего современника сравнить прошлое и настоящее: как раньше жили и как сейчас живем? Сильно ли изменились нравы?
Увы, сцены семейного насилия — далеко не редкость. А слова: «Ты сама виновата», «Бьет — значит, любит», — по-прежнему расхожие штампы. Впрочем, и поведение молодежи может быть то еще! Поэтому один из главных уроков произведения — в его жизненности и прикладном характере. Говоря научными терминами: есть прекрасная возможность выстроить парадигму сознания ради предотвращения эксцессов во взаимоотношениях. А по простому: ради гармонии научитесь ценить других и уважать их мнение, ведь каждый из нас ничуть не лучше и ничуть не хуже других.
Бонусом ко всему вышесказанному идет еще одно обстоятельство в восприятии поэмы. Абстрагируясь от перипетий межличностных отношений героев, прочтите описания природы! Как редко словом так проникновенно передается пейзажная лиричность восприятия мелочного с обыденной точки зрения, но столь важного для душевного спокойствия. Как легко в читателя «заходят» эти строки: «По ложбинам, по овражкам // Слышен шум бегущих вод — // То зима, вздыхая тяжко, // Тая сердцем, слезы льет», «Под кустом, у сини зыбкой, // Примостился дед тишком, // Обмануть стараясь рыбку // Аппетитным червяком».
Не знаю, как другим, но по мне это своего рода лекарство от черствости, меркантильности, приземленности нынешней жизни. Здесь то, чем нельзя измерить бытовую повседневность, но можно вновь пропитать ее чувством. Всего-то пара минут на чтение первых страниц поэмы — и воскреснет немного романтизма. А потом захочется и дальше прочитать… В общем, я не знаю лучшего снадобья от безразличия.
И вернемся к приведенному в самом начале тезису. Признаюсь честно: по-моему, не стоит говорить о бессмертии какой-либо книги, и уж тем более поэтической. Поэзия сегодня утратила уровень, когда «глаголом жгла сердца людей» просто в силу банальной мизерности тиражей и огромного числа рифмоплетов, в гуще которых тонут действительно гениальные авторы. Да и не существует логически выстроенной системы отношений «поэт — слушатель/читатель», в силу чего вперед вырываются те, у кого больше наглости, финансов и крепче кулаки и локти. Хочется, конечно, верить, что это впечатление обманчиво, но… И вот, чтобы переубедить самого себя, опять беру в руки «Нарспи» и:
Но поди ж ты: как иного
Подсекает жизнь сама!
Вволю денег да хмельного,
Глядь — и выжил из ума…
Вопросы:
1. Что напророчил дед-знахарь Сетнеру?
2. В чем заключалось первое преступление Нарспи?
3. Применительно к чему Константин Иванов дал такую характеристику: «Богача любого нищий // Там счастливей во сто крат…»?
Федор Козлов
