Как уже сообщала «Советская Чувашия» в номере от 5 февраля, председатель совета старейшин чувашского землячества в Санкт-Петербурге Виталий Арсентьевич Золотов доставил в Чувашию три сигнальных экземпляра уникального издания – «Первый альбом – о. Иакинфа (Н.Я. Бичурина)». В беседе с корреспондентом «СЧ» он заверил, что инициативной группой уже подготовлена серия альбомов о Бичурине как этнографе.
ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ
В первом, например, опубликованы более 50 цветных рисунков китайцев – женщин и мужчин – из разных провинций, представителей разных слоев общества. «Поражает, с какой тщательностью и с любовью отцом Иакинфом – начальником российской духовной миссии в Китае – были прорисованы мельчайшие детали их национальных одежд, – обратил внимание В. Золотов. – В воспоминаниях современников неоднократно подчеркивалось, что ученый монах до конца своей жизни носил одежды, похожие на китайский покрой, из тамошних шелков и других натуральных материалов».
В альбоме показаны и отрывки из рукописей, выполненных в стиле «китайской грамоты». Кстати, изображены иероглифы особыми чернилами, которые не расплываются. В Китае уже в начале 18 века была очень хорошая бумага, но, к сожалению, на ней нет водяных знаков, по которым иногда можно определить приблизительный возраст рукописи. Философ Конфуций сказал: «Учиться – это грести против течения. Чуть перестанешь, тебя унесет назад». Отыскал это яркое высказывание в первоисточниках и перевел на русский язык именно наш Бичурин. Целую россыпь мудрых мыслей китайских ученых он подарил потомкам.
Отец Иакинф успел передать все свои бесценные коллекции и рукописи в различные научные учреждения и архивы России. Только Казанской духовной академии, согласно описи 1891 года, он подарил «136 названий книг в 219 томах, 16 рукописей, из коих одна История Китая, переведенная с китайского языка, в 7 томах, 15 названий различных карт, изображений и планов и два портрета, из коих один самого жертвователя…»
ЖИВЫЕ ГЛАЗА, СЕРДЦЕ ДОБРОЕ
А этот автопортрет, помещенный в альбоме, хранится в Институте восточных рукописей в СанктПетербурге. По словам В. Золотова, «живописная работа очень большая и тяжелая, в рамке под стеклом». Бичурин еще раз подтвердил, что он прекрасный художник. И не удивительно, ведь в Казанской семинарии его учили также сочинять стихи, рисованию. Пожалуй, автопортрет соответствует описанию Никиты Яковлевича современниками, которое относится к зрелому возрасту: «Высокая, худощавая фигура отца Иакинфа, с бледным, выразительным лицом, живыми, умными глазами, над которыми чернели густые брови, с значительной проседью волосами и бородой».
Сравните, вот описательный портрет этого человека в старости, сделанный Н.С. Моллер, считавшей себя внучкой отца Иакинфа и оставившая о нем интереснейшие воспоминания. «Был он высокого роста, держался совершенно прямо. Лицо бледное, очень худое, с провалившимися щеками и выдающимися скулами. Открытый большой лоб, между бровей глубокие морщины. Губы довольно толстые. Глаза большие, темные, блестящие и живые. Побелевшие жиденькие волосы на голове и почти белая густая борода. Движения быстрые, нетерпеливые. Характер вспыльчивый, раздражительный, иногда резкий. Сердце доброе, великодушное. Прямой и простодушный, он никогда не фальшивил и потому терпеть не мог людей лукавых и заискивающих».
ЛЮБОВЬ МОНАХА
Еще В. Золотов обронил: «У него была очень глубокая любовь! Этому великому чувству только позавидуешь. Он любил всю жизнь однуединственную женщину». Оказывается, Никита Бичурин учился в Казанской семинарии вместе с двоюродным братом Александром Корсунским. Мальчики были большими друзьями, оба одногодки, оба прекрасно учились, оба влюбились и ухаживали за одной девушкой. Татьяна Саблукова никому из них не отдавала предпочтения. Окончив гимназию, братья «порешили между собою, чтобы не ссориться и сохранить вечную дружбу — сделать предложение вместе. Тот, кто будет выбран, женится, а другой пойдет в монахи». Счастье улыбнулось Александру. Никите пришлось постричься.
О том, как безумно и трепетно Бичурин любил Татьяну, часто вспоминала ее дочь Софья. Когда же Корсунский, а затем и его жена скончались, Никита Яковлевич относился к их единственному ребенку, как к собственному, внучку же Надюшу (Н.С. Моллер. – Авт.) он просто боготворил. В рассказе «Железные чётки» Валентин Пикуль так живописал начало этой любовной истории: «…прямотаки из романа времен благородных рыцарей и прекрасных дам. Только дело происходило не в Валенсии или Провансе, а в старой Казани. Перед Танечкой Саблуковой стояли на коленях не Дон Кихот с Дон Жуаном, а всего лишь два юных семинариста в замызганных рясах, и животы у них были подведены от давнишнего недоедания… Семинаристы были сыновьями бедных дьячков, между собою двоюродные братья: пригожий Саня Корсунский и раскосый (чуваш по матери) Никита Бичурин. Девушке нравился Корсунский, в чем она созналась, и Бичурин сразу поднялся с колен:
– Вот и конец! Теперь, по уговору меж нами, Саньке под венец с тобою идти, а мне монашеский сан принимать, дабы не мозолил я вам глаза, любви вашей мешая…
Корсунский потом уехал с женою в Петербург, стал чиновником и даже разбогател, Никита Яковлевич Бичурин для мира исчез. Под монашеским клобуком появился новый человек — Иакинф. Было ему тогда лишь 22 года. Иакинф уже блистательно владел латынью, свободно говорил по-немецки, дерзал переводить с французского вольтеровскую «Генриаду». Молодого монаха оставили в Казани, где он читал лекции по грамматике и риторике, его повысили в духовном сане».
Действительно, тогда Бичурин был представлен архиепископу Амвросию Подобедову, который затем «благотворил ему всю жизнь» и подвиг в науку. Именно этот священнослужитель разглядел в мальчике-семинаристе ум, талант, любовь к языкам, помог ему развить незаурядные наклонности. Потом они дружили долгие годы, якобы переписывались.
Любопытно, что на предании о взаимном обете двоюродных братьев – отвергнутый неудачник уйдет в монастырь, а счастливец женится, – настаивала и Н.С. Моллер.
МОСТИК ИЗ ПРОШЛОГО
В Мурине на Выборгской стороне в 40-е годы 19 века снимала дачу семья дочери возлюбленной Бичурина. Там Никита Яковлевич проводил лето, занимался переводом рукописей. «Немало любопытных подробностей быта и его взаимоотношений с окружающими описала в воспоминаниях его обожаемая внучка, – завершая рассказ, сообщил собеседник. – Мы отыскали в тех окрестностях удивительный овраг, заросший лесом. Почти кусок чувашской земли, природа очень похожа. Это место стало любимым для встреч питерских чувашей. В конце июня там проводим ежегодный национальный праздник Акатуй. В недождливые дни там собирается до полутысячи человек, многие приезжают с семьями. Очень удобно, конечная остановка метро, потом 2,5 километра пешком. Поляну сразу отыщешь: музыка гремит, чувашская песня зовет, веселые хороводы и танцы, спортивные состязания. Не раз как председателю совета старейшин землячества приходилось открывать этот праздник. Среди друзей наговоришься по-чувашски досыта. А то дома сидишь, скучаешь. Супруги уже два года со мной нет. Она хоть и ибресинская чувашка, но выросла в городской среде. Да и наши дети больше по-русски говорят. Вот теперь сидишь, как сверчок за печкой, чувашские книги читаешь…»
