На днях из исправительной колонии № 5 в Козловке освобождается по сроку Данися Гарифулловна Хисметуллова. Казалось бы, заурядное событие, ведь не секрет, что от сумы и от тюрьмы не зарекаются. Но история эта настолько поучительная, что даже не знаешь, с чего начать. Пожалуй, с конца и начнем.
Итак, осужденная 1957 года рождения, инвалид 2 группы. Пять лет тому назад она была признана виновной в умышленном причинении потерпевшей тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни и повлекшего по неосторожности ее смерть. Говорят, забила обидчицу клюшкой. Преступление было совершено в Кугесьском доме-интернате для престарелых и инвалидов.
Как она там оказалась? В свое время Данися отморозила нижние конечности и их пришлось частично ампутировать. Последующие полгода в доме престарелых ей запомнились издевательствами и побоями, по ее словам, «никто не хотел видеть рядом с собой калеку, которая передвигается на коленях по своей глупости и дурости». Чему удивляться, у нас и среди внешне благополучных людей всяк горазд читать мораль и учить, как надо жить. Видно, немало таких «праведников» было и среди инвалидов и одиноких стариков того социального учреждения. В колонии подтвердили: Хисметуллова вела, мягко говоря, не совсем правильный образ жизни, нигде не работала, много пила, восстановила против себя родных и близких. Сегодня даже наша героиня не хочет вспоминать о тех «художествах», но все-таки уточняет: якобы по молодости было все прекрасно – окончила учетно-кредитный техникум в Казани, со средне-техническим образованием была «бухгалтером первостатейным». К тому же – душа компании и всегда на виду. Где только не поработала – в Нальчике, в Красноярском крае на железной дороге, на базах и на кондитерской фабрике. Пока не запила, она «в премиях и вознаграждениях купалась».
О трагедии с потерей обеих ног рассказывала как бы между делом. Якобы однажды она зашла в заброшенный дом, чтобы «спрятаться от всех, кто проходу не давал и обзывал». Уснула, согреваемая обманчивым теплом очередной поллитровки, и отморозила две ступни. Через две недели – первая ампутация в республиканской больнице, потом – вторая и третья. За ее жизнь действительно боролись. До сих пор всех врачей она помнит по имени-отчеству, шлет им низкий поклон.
От кого пряталась в холодном доме? Да от своих же родных и близких, нехотя призналась Данися корреспонденту. Она помнит тот страшный дом, в котором нашла приют в последнюю ночь. Описала его так: «Каменное здание, девять больших окошек. Я боялась проситься ночевать к знакомым, нынче бомжа никто не пускает на порог».
Начальник отдела колонии по воспитательной работе Любовь Майорова, кстати, в звании подполковника внутренней службы, предупреждает, что не всему сказанному нужно верить. В прежних декорациях жизни Хисметуллову окружали некогда такие милые ей действующие лица: отец, сестры, брат и родная дочь. Правда, ее воспитанием мать не занималась, а с близкими она вскоре перессорилась, ведь они мешали ей жить в свое удовольствие. Неуместен вопрос: куда душевное и кровное родство подевалось? Понятно, не в один день от нее отказались все родственники. Не вдруг и не на пустом месте дело дошло до того, что она оттолкнула их. Сегодня в это трудно поверить, никто из близких людей не берет ее к себе на жительство. Все дружно отвернулись, вычеркнули ее из своей жизни.
Однако Данися, как за соломинку, хватается за ею же придуманную сказочку. О сестре говорит, что та, как и другие родственники, не хочет ее брать к себе из-за стесненных бытовых условий. Да разве в квадратных метрах проблема? Общего языка не нашли, стали совсем чужие. Какой видит свою дальнейшую жизнь? На вопрос она ответила, не задумываясь: «Постараюсь не совершать неисправимых ошибок. Я очень раскаиваюсь. А с родней у меня все сложится. Они не будут, наверное, чураться меня. Обязательно приедут посмотреть на меня, порадуются, что мне коляску подарили. Для меня это большое чудо, так неожиданно. Плакать охота, но не хочу плакать и слезы показывать. Крепко держусь пока. Я татарочка, человек верующий».
Конечно, она хорохорится, что однажды родственники приедут за ней. Утверждает, якобы она сама запретила им навещать ее. Среди оправданий их отсутствия – «работа», «семейные хлопоты», «далеко живут», «за детьми некому присмотреть» и прочие отговорки. Все пять лет никого в глаза она не видела, но тешит себя мыслью, что контакты с семьей наладит: «Сейчас дочь не пишет из-за того, что муж не разрешает. Она не отказывается от меня, как и остальные родственники. У всех свои семьи, кто захочет держать инвалида в доме?»
К сожалению, поскольку близкие люди от нее давно отвернулись, то после освобождения по решению Минздравсоцразвития Чувашии Данися Хисметуллова будет направлена в Республиканский центр социальной адаптации для лиц без определенного места жительства. После прохождения медобследования ее должны определить в конкретный дом престарелых и инвалидов. Ничего странного, ведь «родной» Кугесьский, где она до суда находилась на довольствии, категорически против принять ее обратно. Оказывается, администрация колонии «прошлась» с письмами-запросами по всем инстанциям. Даже в соседний Татарстан писала, но в ответ – молчание. Мытарства по поиску места, где бы ее приняли для дальнейшего пребывания после освобождения, продолжались не один год. Поэтому и не ставился перед судом вопрос о ее досрочно-условном освобождении. Наконец мелькнула надежда, что появится жилой угол и для Даниси. Главный воспитатель колонии Л. Майорова призналась: «Мы довольны тем, что она попадет в те условия, в которых могут жить, и неплохо жить, люди с подобной непростой судьбой и с таким физическим недостатком. Центр адаптации – это хоть и промежуточный вариант, но все-таки не улица».
Как просидела пять лет от звонка до звонка? Данися говорит без злобы: «Я терпела, ползала, главное – в новой семье девчата помогли». Ей пробовали подыскать инвалидную коляску, но та оказалась детской. Так и жила на своих культях. И училась заново общению с людьми. Этот отряд немного отличается от других. В нем около 60 женщин, и все они либо с каким-нибудь физическим недостатком, либо пенсионного возраста. Все разные и, как дети, требуют пристального внимания, уважительного отношения к себе, очень эгоистичные. Администрация все эти факторы учитывает. Но внутри отряда жизнь другая, там они строят отношения друг с другом. Говорят, когда есть две женщины, то уже три мнения. А когда в одном помещении их 60 да с богатым «опытом» жизни, то очень трудно с таким контингентом работать, тяжело налаживать микроклимат.
В этом отряде Данисе было намного проще, чем среди молодежи. Здесь создаются специфические условия с поправкой на инвалидность и возраст. Осужденные постоянно вместе, ведь их не водят на работу в цех. День у них расписан по минутам. Здесь не только часы приема пищи, но и отдых, культурно-массовые мероприятия, медицинские процедуры, многих навещают и поддерживают родственники. По их собственному желанию кто-то вязал носки, которые потом дарили воспитанникам детдома. Был веночный цех, где старушки плели венки и цветки изготавливали. Некоторые чистили картошку для столовой. Сейчас этим не занимаются, вроде бы не положено.
Однако надо всегда помнить, что такие осужденные, как Хисметуллова, сострадания и жалости не терпят. Говорят, наученная горьким опытом, она не создавала проблем. А если были внутренние срывы, то на помощь приходили и психологи, и медицинские работники. По словам близкой подруги Светланы, «человек Данися очень хороший, доброжелательный. Все время с участием относится ко всем. Но и ей нужна какая-то помощь. В основном она все сама да сама. Пять лет прожить без ног – очень трудно».
Среди аккуратно заправленных кроватей Данися на минутку взгрустнула: «Но что поделаешь, приходилось терпеть. Сама такую жизнь выбрала. Никто не виноват».
За неделю до освобождения Хисметуллова наконец-то дождалась инвалидной коляски. Такую необходимую вещь преподнесли попечительский и общественный советы УФСИН. Возможно, с этим «приданым» она все же получит добро на проживание в одном из социальных учреждений республики?
Стиснув зубы, с помощью подруг по неволе Данися кое-как взобралась на сиденье коляски. Оно было маловато ей, но дареному коню в зубы не смотрят. Притихла ненадолго и вдруг в полный голос запела татарскую песню. Потом пустилась в подобие пляса, накручивая круги по камере. На очередном вираже тихо сказала: «Вот бы дочери показать это». – «А звать-то ее как?» Подняла полные слез глаза и сухо ответила: «Дочь. А как еще?»
Опубликовано: 23 ноября 2010 г.
