В апреле в селе Янтикове Яльчикского района был убит настоятель храма Святителя Николая протоиерей Анатолий Сорокин. К сороковому дню со дня кончины священника портал «Православие и мир» опубликовал воспоминания его сына Иннокентия Сорокина, которые мы представляем вашему вниманию с некоторыми сокращениями.
Почему он решил стать священником? Его мама была очень церковным человеком. Ее до сих пор все вспоминают. Бабушка так воспитала дочерей, которые все либо в монастыре, либо замужем за священниками, что все пошли по этому пути. Но насколько я понимаю, папа-то как раз не хотел быть священником. Не было у него такого рвения. Когда ему исполнилось 18 лет, его отправили на границу с Афганистаном, где шла война. Но он никогда про это не рассказывал. Мне тетя рассказала, что после Афганистана он к ней приехал и говорит: «Ты знаешь, я три раза был при смерти и пообещал, если я выживу, то стану священником». Он приехал и сразу же, с первого раза, поступил в семинарию.
Мама рассказывала, как интересно они с папой познакомились. Она общалась с молодым человеком, с которым папа жил вместе в общежитии. Тот сейчас монах на Афоне. Мама просто решила подшутить над ним: давай-ка приводи своего друга, я с ним буду дружить, ты мне, говорит, надоел. Это просто в шутку было, то есть ничего такого серьезного! И тот решил тоже подшутить над моей мамой и привел моего папу. А мама дальше: «Ну всё, до свиданья!» А потом, насколько я понимаю, тот парень ходил к отцу Науму и он его благословил в монастырь идти, а папа начал ухаживать за мамой.
Потом они в Чувашию уехали. Сначала он дьяконом был в Канаше. А в Янтикове, где его убили, он служил с 1990 года. Первое время маме было очень трудно, она переехала из города в деревню, где ни коммуникаций, ничего. Огород. А папа был совершенно уверен, что его место здесь. В то время в Чувашии была нехватка священников, тогда многих рукополагали практически без образования. Человек с таким образованием, после лаврской семинарии, мог служить где-нибудь у владыки, а он был уверен, что где его дом, там и надо служить.
В Янтиково он сам приехал, посмотрел, что за приход. А там народ настолько гостеприимный – бабушки его напичкали кто творогом, кто чем. Заманили, в общем. И они построили там церковь всем народом – не так, как сейчас, когда он сам в основном всё доставал. И бабушки не хотели его отпускать ни в какую. Они знали, что он церковь строит в Батыреве.
Он буквально еще год назад был благочинным не по двум, а по четырем районам. Многие церкви были восстановлены, некоторые построены заново. Он очень много людей собирал, нереальное количество. И люди говорили: не мы помогали ему церковь строить, а это он еще нам помогал с какими-то проблемами. Открыл дом престарелых, бабушки там жили долгое время, прямо при храме – всех принимали. Домик небольшой был, но всех кормили, на службы они ходили. Он такой был, энергичный, везде успевал. К нему и мусульмане приезжали. У нас вокруг татарских деревень очень много, и в деревне бывает по 6-7 мечетей. Он и с муфтием хорошо общался. Его все любили, что бабушки, что какие-нибудь начальники. Справедливый он очень был. Не было у него любимчиков. И врагов не было. Он сам ко всем с уважением относился. У него были знакомые в Москве, в Чебоксарах, в Дивееве его все знали, в Горнем монастыре. Еще он состоял в комиссии по переводу Библии на чувашский язык.
Оптимистом таким был! Если мама начнет жаловаться, он говорил: «Да ладно, всё хорошо будет!» Недавно поставили колокол на церкви в Батыреве. Так он радовался! Это было после Пасхи. Он звонаря поставил, и тот звонит целый день. Надо было ехать в Чебоксары, уже отъехали километров пять, а он все маму просит: открой окно, слышишь, какой звон, слышишь? Этому храму он все силы отдал.
А перед последней неделей приехал на службу, детей отвез младших – Олю и Сашу – и сказал: «Помогайте маме». Они от него услышали эти последние слова. Мама до этого ходила с Зоей, сестрой, покупала ему новую рубашку. Зоя говорит: «Мам, что ты ему рубашку как на свадьбу выбираешь? Давай как-нибудь побыстрее». А мама говорит, что-то у него серые и черные рубашки, давай ему голубую купим. И папа в последний день надел эту рубашку и говорит маме: «Как думаешь, не жалко ее?»
Машину целый год не мыл – помыл машину на днях. Зашел к маме, мама готовила, и говорит: «Как здесь пахнет вкусно!» И что-то в таком духе сказал: «Какая ты у меня красивая!» Мама предложила ему поесть, а он говорит: «Давай вечером». Так и уехал.
Во время службы елочки сажали на территории храма. Он вышел подсказать, где сажать, как и что. И в это время как раз всё случилось.
Папа никогда никого не осуждал. И такого не было, чтобы он сказал: «Я устал от того, что делаю». Я ни разу в жизни от него подобного не слышал. Мог сказать, что устал физически, но от того, чем занимается, – никогда. Наоборот, сидеть на месте не мог.
Самое главное, плохое вообще ничего не вспоминается. Какое-то непонимание было, наверное, но это такие мелочи. Он никогда мне ничего не внушал. Когда я приехал в Москву, мне священники стали говорить: ты должен стать священником. Папа никогда такого не говорил. Он говорил, что это воля Божья, если тебе надо стать священником, ты станешь. Желание должно прийти само. А так… В детстве он будил меня рано по воскресеньям на службу, я пономарил. Кажется, что над тобой издеваются, когда твои одноклассники спят, а ты едешь куда-то в 6 часов утра. Но сейчас я так не считаю.
На похоронах было очень много народу. Все дороги перекрыли, машинам на горизонте не видно было конца и края. Даже родственники некоторые не смогли попрощаться.
Моя тетя, матушка Екатерина из Иерусалима, когда приехала, сказала: «Мы должны, наоборот, радоваться, не каждому дана такая смерть». Рассказывала, что в Иерусалиме двух монахинь убили, и все стали бояться выходить куда-то. А одна монахиня ходит, ничего не боится. Ее спрашивают почему, и она говорит: «Я не достойна так умереть».
И. СОРОКИН.
