Мамы всякие нужны?

…Уложив спать младшую сестренку, Валя вышла из дома в огород и бросилась бежать по сырой траве, за луной, будто собиралась догнать ее. Бежала долго, а затем кинулась на землю. Прижавшись всем телом к влажной, еще державшей дневное тепло земле, подняла глаза к небу и сквозь слезы стала умолять: «Боженька, верни нам маму…»

Чуваши в Сибири

Эту историю довелось услышать в Тюмени, куда я ездила знакомиться с жизнью и деятельностью областной ассоциации чувашей «Тăван» (Родня). Кстати, нынче эта общественная организация отмечает свое 30-летие.
Как-то с активистами ассоциации зашел разговор о том, кто и как оказался в Сибири. У каждого своя судьба. Родители одних стали сибиряками еще во времена Столыпинской аграрной реформы, других детьми привезли из Поволжья в голодные двадцатые. Третьи уже в послевоенные годы приехали в поисках лучшей доли — работать, учиться. Были и такие, кого потянула романтика.
«А я за мамой приехала, маму искала тут, в 1960 году», — вступила в разговор и одна из участниц одноименного с ассоциацией фольклорного ансамбля «Тăван» Валентина Николаевна. Рассказ ее был печален и до сих пор бередит душу…

Мир без опоры

Валентина родилась в сентябре 1941 года, когда уже пришла горькая весть о том, что отец на войне пропал без вести. Несладкая военная жизнь у осиротевшей семьи стала еще тяжелей. Мать днями и ночами пропадала на колхозных работах. Валентина оставалась на попечении старшей сестры: «Маленькой я и не понимала, почему мама часто плачет, почему так хочется есть и почему все твердят это слово «война»…
Когда в мае 1945-го прогремела Победа, сестры с завистью смотрели на соседей, чей отец вернулся домой, пусть и без одной ноги…
С окончанием войны легче не стало. Было все так же холодно и голодно. Старшая сестра, как и мама, стала пропадать в колхозе, по дому, как могла, управлялась рано повзрослевшая Валя. А в 1951 году в семье появилась малышка. Мать объяснила просто: «Нашла…» Десятилетней девочке забот прибавилось — надо было и с сестренкой нянчиться, и в огороде помогать, а иногда и в колхоз на работу выходить.
Семья жила скудно. Во время школьных каникул Валя вместе с другими деревенскими ребятами подрабатывала на местном кирпичном заводе — снимали сырой кирпич с транспортной ленты и грузили на вагонетки. Закончив работу, спали там же, в рабочем общежитии. «Зато маме, видимо, было вольготно, — до поры не очень понятно для слушателей выразилась собеседница и тяжело вздохнула. — Опоры у нас не было. Меня, школьницу, которой не было еще 16 лет (по законам того времени подростков на работу можно было принимать только с этого возраста), даже на торфоразработки в Калининскую область отправляли… Приезжают в деревню вербовщики. Кого отправлять? У кого родителей нет. В сельсовете не смотрят, что несовершеннолетняя, документы подделывают и айда… А нам деньги нужны — и есть надо, и надевать нечего, ведь даже трусов не было…»
Предательство
Так и жили. Не жили, а мыкались. Еще тяжелей стало, когда искать лучшую долю уехала из деревни старшая сестра Лиза (она затем обосновалась в Магнитогорске). А в 1956 году, проснувшись однажды утром, Валя не обнаружила дома и маму…
В деревне ничего не скроешь, и скоро выяснилось, что мать уехала с мужчиной, односельчанином: «Дом их напротив нашего стоял, шестерых детей с больной женой бросил…»
Как жилось двум осиротевшим девочкам, можно только догадываться. Одной 15 лет, второй 4 годика и… — ни бабушек, ни дедушек! По словам Валентины, все родственники со стороны отца — и взрослые, и молодые — умерли от туберкулеза.
«Маленькая Вера все время плакала, спрашивала про маму. Я ей навру, что мама далеко на работе, но скоро приедет, успокою, она уснет, а сама в огород. Бегу, бегу, пока не упаду, наревусь, наплачусь и домой. В чем была, в том же ложусь на пол, утром просыпаюсь, лицо опухло от слез и в засохших полосах грязи…»
Так было велико желание Вали найти мать, что им прониклись и работники сельского совета. Помогли девушке составить заявление в розыск. И в 1960 году у нее на руках оказался адрес проживания матери.

О маме плохо говорить нельзя

«В Тюмень, и сегодня помню, приехала 1 мая, в 12 часов. Отыскала дом — Пушкина, 20. Встала около 19-го дома, думаю, что следующий — мамин дом (не сообразила, что 20-й на четной стороне, значит, за моей спиной). Стою и представляю, как зайду, что скажу. Страшно стало, волосы дыбом встали. Даже сегодня, вспоминая тот момент, реветь хочется…
Стою и вдруг слышу, кто-то тихо: «Ва-ля-я?!» Обернулась — мамин муж (никогда не называла его ни отцом, ни отчимом…). Стоит, растерянно таращится на меня. И я растерялась, чуть не упала, оперлась на чемодан и выпалила первое, что пришло на язык: «Где мама? Ты убил ее?» Такая у меня агрессия была. Он еще больше растерялся, мямлит что-то непонятное. Еле справился и произнес: «В лес пошла, овец пасти. А дом наш — вон он, за твоей спиной, пойдем!» Повернулась, дом новенький, ворот еще нет — видно, не закончена еще стройка».
Какой была встреча с матерью, Валентина Николаевна промолчала. Лишь промолвила: «О матери плохо нельзя говорить. Мама всегда жесткой была, такой и осталась. Но меня это не оттолкнуло, любила я ее и сейчас люблю…»

Отрадой стал «Тăван»

Валентина осталась в Тюмени. Выучилась на крановщика башенного крана, устроилась на работу (кстати, 38 лет проработала в одной организации), деньги неплохие стала получать. Встала на ноги и помогла матери достроить дом.
«Мы все жили вместе, в одном доме, пока мы с Верой (ее вывезли из Чувашии вскоре после моего приезда) не создали свои семьи. Она вышла замуж и уехала в Кустанай, а я осталась в Тюмени. Маму не бросила, была с ней до конца ее дней. Выхаживала, когда болела, помогала деньгами, да и умерла она на моих руках…
А теперь опять я сирота — сначала ушел из жизни муж, затем умер единственный сын. Есть внуки, но у них своя жизнь. Отраду нахожу в «Тăване», отогреваюсь душой. Здесь все свои, чуваши. А на родине, с тех пор как уехала, так никогда и не была…»

Справка «СЧ»

По данным Генпрокуратуры, каждый год в России родители бросают на произвол судьбы 50-70 тысяч детей. Но, как пишет «Российская газета», число детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, за последние несколько лет сократилось практически вдвое — в том числе благодаря достаточно эффективной работе службы семейного устройства детей-сирот.