Отрывки из книги летчикакосмонавта П.Р. Поповича «О времени и о себе».
Окончание. Начало в номерах за 10 и 11 августа.
ТРОЕ СУТОК? ЭТО ПО МНЕ, ДА ЕЩЕ ЕСЛИ С ДРУГОМ
Вся отобранная после трех тренировок группа, в которую, кроме меня, вошли Николаев, Быковский и вновь введенные в группу непосредственной подготовки Волынов и Комаров, уже тренировалась усиленно до нашего с Андрияном старта, отрабатывая порядок действия по программам трех и четырехсуточных полетов на кораблях «Восток». Чтобы картина была более ясной, добавлю несколько слов о тех, кто был отобран в группу.
Андриян Николаев – человек, с которым мне потом посчастливилось летать в космосе рядом. Работал в корабле он уверенно, спокойно, я бы даже сказал, основательно. Уже в силу своей основательности он не терпел никаких отклонений, а если эти отклонения все же бывали, заставляя его торопиться, либо, наоборот, тормозя действия Андрияна, он раздражался. И чем больше и серьезнее были отклонения, тем больше раздражался Андриян.
Некоторым это обстоятельство может показаться странным, если учесть его знаменитое «главное – это спокойствие», но должен сказать, что это выражение всетаки до некоторой степени на совести журналистов. А потом все к нему привыкли. Но тогда, вначале, было… И никуда от этого не уйти, если быть справедливым и принципиальным в рассказах о том периоде нашей жизни.
Андриян, уверенный, знающий самолет летчик, умело посадивший реактивный самолет с отказавшим двигателем, в тот первый период освоения космической техники нервничал, когда инструкторы вводили ему неисправности, давали вводные на ручное управление ориентацией, когда внезапно обнаруживал, что работает с недостаточно хорошо отрегулированным телеграфным ключом.
Потом упомянутые недостатки он переборол, появилась истинная уверенность, пришедшая вместе с основательностью знаний и практических навыков. А тогда… тогда Андрияну, как и мне, приходилось оглядываться на более шустрых ребят – вдруг обгонят, сработают лучше, и он морально не сможет возразить, если им предоставят право раньше уйти в космический полет.
Вероятно, вся сумма этих психологических вводных и приводила к тем ошибкам, неточностям, которые в начале нового цикла тренировок допускал Андриян, хотя, как и большинство из нас, сам их чаще всего замечал и сам же устранял. Но об ошибках забывал докладывать, не указывал время доклада, не совсем точно в тех пределах, в которых требовалось, первый раз сориентировал корабль (даже поначалу перепутал левую сторону с правой, в результате чего ошибка в ориентации увеличилась, а не уменьшилась). Он вовремя заметил ошибку и правильно перестроил свои действия. Все это, как мне кажется, явилось результатом его нервозности, которую отметил в итоговом замечании инструктор.
Но вот состоялись вторая и третья тренировки. И когда подвели окончательные итоги, то оказалось, что по результатам третьего упражнения (ручное управление при посадке) Андриян допустил наименьшее число ошибок. А это уже само по себе говорит о его возможностях в совершенствовании собственных навыков по управлению кораблем. И это, естественно, не ускользнуло от взгляда опытных инструкторов.
…Вскоре нас представили Государственной комиссии. Мы с Андрияном дали торжественное обещание с честью и достоинством выполнить почетное задание партии и правительства.
После заседания к нам подошел Сергей Павлович Королев.
– Ну, всего хорошего вам, – Сергей Павлович сделал секундную паузу и, чуть улыбнувшись доброй улыбкой, со значением закончил: – Волга – Днепр.
Всего два слова, а для нас будто открылся новый мир и наших с Андряном взаимоотношений, и значение нашего полета. Две реки, которые отныне были нашими дополнительными позывными, символизировали две республики Советов.
Да, я и Николаев – с берегов двух великих рек. И хотя между нами пролегли тысячи километров, нас свела большая, счастливая судьба. И в этом смысле мы считаем себя земляками. Нет, это сказано не для красного словца. По самой сути своей мы близкие люди, искренние друзья. Подружились давно, задолго до полета. И вот теперь наше боевое сотоварищество будет испытываться за тридевять земель от Земли.
Сразу же после полета, упоминая о своем дублере, Герман Титов сказал:
– Это среднего роста молодой человек. Удивительно спокойный, неторопливый, скромный, умеющий мыслить самостоятельно, чемто похожий на летчика Алексея Маресьева… Многим из нас, космонавтов, по душе этот добродушный, умный и волевой человек; способный быстро принимать решения, бесстрашно и последовательно мыслить. С таким можно работать целый век.
Эти слова он повторил и в своей книге «700000 километров в космосе». К сожалению, из всего этого журналисты ухватили лишь спокойствие Андрияна, раскрутили его на все лады, и получился он человеком с одной характеристикой. Многие, знающие нас, понастоящему удивлялись:
– Что у вас общего? Вы же совершенно разные люди.
Согласен. Характеры у нас, если это можно так назвать, несхожи. Чемто напоминают родные реки. Андриян очень спокоен, нетороплив, но в нем столько скрыто силы воли, благородства, великодушия. А я не могу сдержать напора чувств. Что думаю, вижу, переживаю, чувствую – все хочется излить, передать людям. Люблю шутку, песню, веселье. Словом, жить так жить!
И все же много у нас общего. А главное – жизнь наша схожа. Он и я выросли в селах, детство пришлось как раз на войну. Учась и работая, горя хлебнули немало. Именно это родство наших биографий, взглядов на жизнь сблизило нас. И я был рад, что мне пришлось летать именно с таким человеком. Ну а несхожие характеры… Я много думал об этом. И всегда как ответ возникал в моем сознании вопрос: почему, если у нас разные характеры, мы так хорошо понимаем друг друга и нас тянет провести вместе как можно больше времени? Нет, суть нашего взаимопонимания не в характерах, а в одинаковых жизненных принципах. Например, в высокой ответственности за порученное дело.
А различие наше состояло лишь во внешнем проявлении наших характеров. Он молчалив, и, как это ни странно, свое волнение, именно волнение (волнуется он, все), умеет скрывать внешним проявлением спокойствия. Мне же, наоборот, это не удается, и я свое волнение прячу за шутку, веселую песню. Мне так легче. Все это исходит от меня както само собой, абсолютно не мешая в это время обдумывать сложившуюся ситуацию и различные варианты своих действий. Андрияну же для обдумывания нужны внешнее спокойствие и чтобы ему никто в это время не мешал, не отвлекал от действий. Вот что, по моему мнению, главное. И то, что журналисты свели все к самому простому – спокойствие и еще раз спокойствие, – это всего лишь одна черта в многогранном характере Андрияна.
А то, что мы все называли характером, – по своей справедливой сути это всего лишь темперамент человека, и ничего больше. Но, повторяю, понял я это гораздо позже. А тогда вместе со всеми удивлялся характеру Николаева. И Андриян действительно проявлял характер. Разве выдержка – не характер? Разве упорство в достижении цели – не характер? Разве умение заставить себя превратиться из неумейки (какими мы пришли в отряд) в мастера своего дела – не характер? А если характер, то он был и есть у Андрияна. И именно характер помог ему с честью выполнить все задания, намеченные на полет.
Как бы там ни было, но и после Госкомиссии Андриян держал марку – был внешне спокоен. Я же не мог сдержать радости. Лицо у меня постоянно расплывалось в улыбке. И, как всегда в такие минуты, мне хотелось петь. Когда мы вышли с Андрияном из здания, где заседала Госкомиссия, вокруг сразу же образовался тесный круг людей. Все поздравляют, выкрикивают какието пожелания. Я смеюсь от души. Андриян неловко, чуть смущенно улыбается, будто напоминая: «Рано. Полет ведь не состоялся». Но никто на это не обращает внимания. И я начинаю понимать, что, по сути дела, это уже не наш праздник начинается. А всех этих людей. Тех, кто здесь, и тех, кто, сделав свою работу, теперь с нетерпением ждет известий с космодрома. Обязательно хороших известий. И им небезразлично, кто будет летать на подготовленной их руками технике.
