Не хлебной карточкой единой

В редакции районной газеты никто не ожидал столь бурного проявления эмоций от 14-летнего посетителя. Вроде мальчик как мальчик, сразу видно, что из эвакуированных, таких с осени 41-го в Мариинском Посаде немало. Но гонору-то, гонору.

ПЕРВЫЙ ГОНОРАР

– Товарищ пионер, я вас не понимаю, – увещевал его редактор. – Мы пошли вам навстречу, опубликовали ваши стихи, хотя более опытные поэты месяцами томятся в очереди, а вы еще чем-то недовольны.
– Я, товарищ редактор, недоволен тем, что вы в стихах изменили важное слово, нарушив тем самым и рифму, и размер, – возражал мальчик на повышенных тонах. – Еще раз посмотрите. Я писал:

Цветные металлы нужны для страны.
На танки, на пушки, на пули.
Весь лом металлический сдать мы должны.
Но всюду ли мы заглянули?

А в вашей редакции пули зачем-то заменили снарядами. Разве непонятно, что «пули – заглянули» – это рифма, а «снаряды – заглянули» – полнейшая ерунда?
– В нашей газете ерунду не печатают, – обиделся редактор. – Мне представляется, что пионер должен в первую очередь думать о размере собранного металлолома, а уж потом про размер в строчках. А на снаряды цветного металла требуется больше, чем на пули. Поэтому с политической точки зрения правка сделана совершенно правильно. А гонорар вам уже выписан, извольте получить.
Нынешний доктор философских наук, социолог, знаток сексологии Игорь Кон свой первый гонорар запомнил очень хорошо. Он строил грандиозные планы о походе на местный рынок с честно заработанными деньгами в кармане, чтобы сразу купить много еды. По карточкам выдавали только хлеб. Деревенские ребята часто приходили на уроки, наевшись чеснока, и в памяти сразу возникали ароматы ленинградской колбасы. А тут еще недавно он стал читать роман Золя «Чрево Парижа». И как только дошел до описания там мясной лавки, как голова закружилась. Пришлось даже не дочитывать до конца, чего прежде Игорь себе не позволял. Так что деньги от стихотворного творчества были бы очень кстати. Но в бухгалтерии «районки» ему выдали всего три рубля, а ведро картофельных очисток на базаре стоило 40 рублей. Между прочим, умные люди утверждали, что картофельные очистки полезнее самого картофеля, в них много калия. И в Англии аристократам обязательно подают либо картофель в мундире, либо этот самый мундир без картофеля. И там это – самый цимус.
Исключительно для темных читателей нужно пояснить, что цимус – вкуснейшее блюдо, которое в еврейских домах подавалось по большим праздникам на десерт. В Мариинском Посаде о цимусе мечтать не приходилось, зато из картофельных очисток при наличии определенного кулинарного опыта можно было пожарить драники. Если, конечно, удастся раздобыть какого-нибудь масла, хотя бы трансформаторного.

ИНВАЛИДНОСТЬ ПО ПЯТОМУ ПУНКТУ

В своих интервью Игорь Кон вспоминает о времени в эвакуации без особого душевного подъема, сплошные обиды звучат. В сентябре 41-го его маму как медсестру послали из Ленинграда в Чувашию сопровождать эшелон с ранеными. Она, будучи матерью-одиночкой, сынишку забрала с собой. Искренне поверила обещаниям начальства, что через месяц вернется обратно. Даже теплых вещей с собой не взяла ни для себя, ни для ребенка. Только не нужно упрекать ее в легкомыслии. Таких простофиль много тогда было. Андрей Эшпай тоже верил, что война закончится очень быстро, и приехал в эвакуацию в Мариинский Посад в одной демисезонной курточке. Так в ней всю зиму и проходил, даже когда в Чебоксары на лыжах добирался в 35-градусный мороз. Девчонки считали, что он пижонит, а ему элементарно одеться было не во что. А Игорю главную печаль доставляли дырявые ботинки на деревянной подошве. Добраться в них в школу по непролазной грязи было крайне трудно. Он вначале шел очень осторожно, пытаясь найти сухие тропки, но постепенно обувь все равно намокала и противно хлюпала. Тогда Кон решил подойти к ситуации по-философски: мол, чему быть, того не миновать. Едва выйдя из дома, он обеими ногами намеренно становился в лужу. После такой добровольной экзекуции терять уже было нечего. Оставалось лишь смело и быстро шлепать по улицам.
Впоследствии Игорь утверждал, что его организм без последствий перенес такие испытания, поскольку «болеть было нельзя». Но летом у него все же появилась какая-то странная болезнь крови. Тут Кон грешит на заволжских мух, от их укусов у него на ногах возникли трофические язвы, почти до кости. И следы от них не проходили свыше тридцати лет. Но еще дольше болели другие раны.
«Многие местные жители эвакуированных не любили, считая, что это из-за них все дорожает. А поскольку среди эвакуированных было много евреев, бытовая неприязнь оборачивалась антисемитизмом. Был он и у нас в школе, но до рукоприкладства не доходило. Моему школьному другу Борису Крайчику в уральском Березовске приходилось значительно хуже», – пишет И. Кон в своей автобиографической книге «80 лет одиночества».
Мы с вами тогда там не были, что происходило на самом деле, судить не можем. Но доподлинно известно, что в 1939 году в Мариинском Посаде проживало всего 8 евреев. А в войну, конечно, их стало гораздо больше. И прибывали они туда разными путями, порой довольно экзотическими. Например, ближе к зиме 41-го года возле города вмерз в лед караван барж с эвакуированными, и несколько еврейских семей остались там зимовать. А талантливейший художник Иосиф Рубанов успел повоевать в ополчении под Москвой, оттуда его списали как полностью непригодного к службе. Но в эвакуации ему пришлось поработать грузчиком, потаскать бревна в холодной воде. Едва окончательно не загнулся. Но потом ничего, стал работать в Мариинском Посаде по специальности, его кисти принадлежит целая галерея портретов чувашских артистов. В школе преподавал профессор Абрам Маневич, и этот перечень довольно длинный. Холод, голод, изнурительный труд, бытовые неудобства многие вспоминают. Но чтоб их третировали из-за национальности – такого больше в мемуарах встречать не приходилось. Хотя, конечно, от дураков никто нигде не застрахован.

ПАЙКА ДЛЯ СТУДЕНТА

Судя по всему, Игорь подвергался обструкции не только из-за пятого пункта анкеты, но и по другой причине. Ученики местной школы не привыкли как-то выделяться из общей среды, и вдруг появляется мальчик, который всюду сует свой длинный нос и не стесняется поправлять даже учителей. Еще бы, он к шестому классу успел проглотить уйму книг и помимо обязательной программы еще самостоятельно изучал три языка. А когда отдыхал, составлял собственные четырехъязычные словари. Однажды практикантка рассказывала про менял и слово «Banco» прочитала как “Банcо”. Он ее поправил, объяснил, что речь идет о банке, так что произошел конфуз.
По решению партии и правительства в Марпосад из Чебоксар переехал Чувашский педагогический институт. Его здания потребовались для размещения военного производства, вот вуз, как объект второстепенный, и отправили на периферию квартировать в лесном техникуме. Для кого как, а для Игоря это был настоящий подарок судьбы. Во-первых, его мама сумела устроиться комендантом учебного корпуса и получила бесплатное жилье. Во-вторых, у Игоря появилась возможность пользоваться институтской библиотекой. Электричество отсутствовало там в принципе, керосинки были непозволительной роскошью, читать приходилось при свете коптилок. Но какие это мелочи по сравнению с безбрежным книжным морем. От открывшихся перспектив у него даже настроение вначале испортилось. Расчеты показывали, что за всю жизнь он успеет прочитать «всего» десять-двенадцать тысяч книг, даже если больше ничего делать не будет. Но слепой доцент-историк Георгий Чавка его успокоил: мол, читать можно не все подряд, а выборочно. И предложил способному мальчишке сдать экзамены за старшие классы экстерном и поступить в институт. Так Игорь Кон в 15 лет стал студентом.
А в те времена такое случалось не так уж редко. В поисках материалов для этой публикации я вышел на дочь Бориса Крайчика, упомянутого в книге И. Кона. Она сейчас живет в Германии и понятия не имела, что знаменитый сексолог ссылается на ее папу. А уж детское фото отца в книге стало для нее большим подарком. Так вот она сообщила, что во время эвакуации ее папа в 16 лет поступил в электротехнический институт вообще без документов об окончании средней школы. Неувязка вскрылась при получении диплома. Институтские бюрократы диплом ему давать не хотели, и пришлось отцу после института срочно оканчивать вечернюю школу.
Не нужно сбрасывать со счета и сугубо меркантильный интерес: школьникам, как иждивенцам, давали по карточкам 400 граммов хлеба, а студентам 600. С такой пайкой уже можно жить.
И. Кон вернулся из эвакуации в Ленинград в 1944 году после окончания первого курса. В одном из интервью рассказывал, что в педагогический институт имени А.И. Герцена его зачислили, но пропала комната, где они жили до войны. Чтобы получить официальное направление на учебу, необходимо было обратиться в “Горбюро по учету и распределению рабочей силы”. А это бюро предпочитало направлять молодых людей не на учебу, а на лесоповал. Без направления же невозможно было получить прописку, а без прописки и продовольственная карточка не полагалась. Несколько месяцев он простоял в жутких очередях, писал Жданову, но ничего не помогало.
В конце концов, пришлось вспомнить марпосадский опыт стихосложения. Он написал заявление в рифмах. Текст получился впечатляющим:

Без прописки, и без хлеба,
И без всякого жилья
Под открытым сводом неба
Проживаю нынче я.
Не ломал замков в квартирах
И людей не убивал,
Не бывал и в дезертирах,
А в преступники попал.

Секретарша обратила внимание на эти стихи, прониклась сочувствием, доложила начальству. И Игорь получил, наконец, направление на учебу. В свои 16 лет он сразу пошел на второй курс.
Как и раньше, он был круглым отличником, занимался в основном самостоятельно, много читал. Хотя в отличие от Марпосада в Ленинграде по карточкам давали не только хлеб, но и другие продукты, жизнь была голодная. Отличникам давали дополнительные талоны на обед, так называемое усиленное диетическое питание (УДП). Студенты расшифровывали эту аббревиатуру: «Умрешь днем позже». Впрочем, по сравнению с эвакуацией Игорь Кон попал в райские условия.