Светлана Савельева: «Я всегда знала свой возраст»

4 марта одна из ведущих актрис Театра юного зрителя народная артистка Чувашии Светлана Савельева организует свой творческий вечер. Юбилейный.
— И можно сказать, сколько вам лет?
— Конечно! Почти тридцать лет на сцене, до этого четыре года учебы в училище — арифметика простая. Зачем скрывать возраст? Вот выглядеть хорошо — другой вопрос. Вообще, мне кажется, в молодости я выглядела старше своих лет, из-за серьезности. А вот сейчас решила помолодеть, постричься. Волосы долго берегла для ролей, по амплуа я лирико-драматическая актриса, много играла национальных героинь. А она должна быть целостной и коса — обязательно. Сейчас же такие роли пошли — все под шапками, под париками. В «Грозе» я уже 105-летняя сумасшедшая барыня. Как одеваю горб, костюм тяжелый, сразу сгибаюсь и в образ вхожу. Спасибо художнице Ольге Ешковой. Бывает ведь уже не знаешь, откуда что взять, когда за новую роль берешься. Боишься повтора — голос один, пластика тоже… За 30 лет на сцене сыграно почти 90 ролей. И каждый раз что-то новое искать непросто.
— А с чего все начиналось?
— Первой была роль Гали в учебном спектакле «В добрый час», который сдавали на зрителя. А когда пришла работать, сразу получила роль Надежды Крупской в спектакле «Первые ласточки». Очень с ней мучилась. Она меня сковала. Страшно было — годы-то какие, что такое тогда были Ленин, Крупская. Книг много о ней прочитала. Внешне меня тогда даже старили: по пьесе Крупской было 31, а мне только 21.
— А какие роли вообще нравились, оставили глубокий след?
— Помню в следующей роли Ольги Елецкой в «Нахлебнике» я летала. Так мне она нравилась — молодая, счастливая. Марианну в «Здравствуй, мама» тоже играла с душой. С удовольствием играла и другие светлые, радостные, музыкальные роли — Лизук в «Чебоксарской невесте», Марук — «В субботу вечером». А Елюк в «Ялте» считаю для себя этапной. Лет десять играли спектакль, и роль мне постоянно снилась: пугаюсь, будто лапти не так завязаны, наряд неправильно надела. Сыграем спектакль, прихожу домой, ложусь спать и опять думаю: может, в следующий раз вот так направить игру. Заново весь спектакль проживала! И так все десять лет.Такими же ролями были Лариса в «Бесприданнице» и Еля в спектакле «Доля наша такова». Сколько они сил отнимали. Характерной была роль Раи в пьесе «Соколик ты мой». Женщина — сорви голова, ломает и свою жизнь, и близких. Понимает, что счастье свое рушит, но ничего с собой поделать не может. Непростой была и Аня в спектакле «Как быстро молодость проходит». Она хочет выйти из порочного круга, в котором оказалась. Хочет начать новую жизнь. Полюбила парня, замуж за него собралась… Но в него влюбляется ее сестра. И он в нее… Там была сцена, где она в истерике раздевается и танцует. Я ужасно комплексовала по этому поводу. Для этой роли я копила силы целую неделю. А после спектакля была, как мочалка. Непростой была роль Ады – «Генералы в юбках» Жана Ануя. Ну чего только режиссер Алексей Григорьевич не заставлял меня делать: и на стол ложиться, и орать, как сумасшедшая. Было и страшно, и стыдно. Очень любила, чувствовала Анну в «Украденном счастье» И. Франко. Буквально растворялась в этой роли. Там тоже несчастная любовь, душу можно было вывернуть от сильных, глубоких чувств.
— А было такое, чтобы роль не понравилась и вы отказались от нее?
— Единственный раз, роль вульгарной красавицы Татьяны в пьесе Чиндыкова «77-я жена Дон Жуана». Когда стали читать пьесу, я краснела и поняла, что перед зрителями будет неудобно, отказалась.
— А когда особенно тяжело играть?
— Когда срочно вводят. Тогда можешь за два часа текст выучить. Но ведь надо еще и мизансцены помнить, и душу вложить. Вот уж тогда взмолишься: Господи, помоги.
— Светлана, а откуда и когда появилось желание стать артисткой?
— Это, наверное, на генном уровне передалось. Папа с мамой очень музыкальные. Папа на чем только не играет — на трубе, гармошке, гитаре, мандолине. Недавно, на золотую свадьбу, мы подарили ему аккордеон, и он быстро научился на нем играть. Мама играет на балалайке. В молодости они в самодеятельности постоянно участвовали. А еще у нас в Хочашево (Ядринский район. — Авт.) школа такая, в творческом плане очень развивает детей. Смотры, конкурсы, КВНы — мы со сцены не сходили. Я часто бываю в школе, вижу, сколько и сейчас там подрастает талантов. Вот на юбилей пригласила школьный танцевальный коллектив.
— Значит все еще в школе знали, что Светочка хочет стать актрисой?
— Да я никому и не говорила, тайно мечтала. Помню в 16 лет приехала в Чебоксары, хожу около колонн чувашской драмы и думаю, как буду здесь работать. А мечты-то сбываются. Через год в театре был набор в студию. Я случайно узнала и с подружками пришла. Валерий Яковлев, Иосиф Дмитриев, Валериан Лебедев — вот мои первые учителя. А потом был прием на актерское отделение в музучилище.
— А не смущало, что стали актрисой ТЮЗа?
— Нас готовили для ТЮЗа. А чего обидного? Для детей играть даже сложнее, они чувствуют неправду, наигранность не примут. Для них надо быть только естественной. Помню когда «Семью Вурдалака» выпускали, где я играю мать наркомана, было очень страшно. Впервые играла на русском, зал большой, 1000 человек, шумят, в руках у многих огоньки… А начинается спектакль с моих слов. Думала, не удержу зал. Но чувствую: притихли, съежились. Финал трагичен. Умирает отец, а несчастная мать уже не в силах что-либо изменить, отдает сыну последние деньги на наркотики — делай, что хочешь, говорит. Зрители ушли подавленные, потрясенные. Думаю, мать свою они до такого отчаяния не доведут.
— А тяжело играть на русском, все же вас учили для чувашской сцены?
— Конечно, сложно. Надо грамотно говорить: ударение, интонация, акцент. Но если будешь обо всем думать, то лучше совсем не выходить на сцену. На репетициях бывает тяжело, но потом от спектакля к спектаклю легче. Даже удовольствие получаю. Вот в «Грозе» играю барыню и на русском, и на чувашском. Но на чувашском что-то не то, перевод неудачный. А на русском очень здорово все звучит. Мне эту роль на русском интересней играть.
— Приходилось ли ради сцены чем-то жертвовать?
— Многим. Не случайно говорят: муж для актрисы большая роскошь, а жена актриса — беда. Вот недавно, когда готовили «Ромео и Джульетту», репетиции по двенадцать часов длились. Актеру и работа дорога, и семья. От профессии актерской никуда не уйдешь, она, как инфекция, в нас. И всю жизнь подстраиваешься под расписание театра. Если в творческом плане не реализуешься, если тебя не ценят, это кошмар. А нас еще в училище научили: в театр приходишь, все свои личные проблемы оставляй за порогом. Виктор Павлович Романов учил: сцена — это святое. Даже если голова болит, что-то беспокоит, как только музыка пошла – внутри что-то срабатывает. И ты выходишь на сцену, у тебя ничего не болит, ничего тебе не мешает, ты в образе, в другой жизни.
…А концерты, гастроли, когда уезжаешь на неделю, на две! Сыну сейчас уже 26, а он до сих пор вспоминает: как я тебя ждал, мама. Время ушло, и я, наверное, не додала ему что-то. До сих пор это душу щемит.
— А муж, Виталий Гордеев, тоже в разъездах был часто?
— Да, он был певец, у него свой театр. Они в одну сторону, я со своим театром в другую. А Алешу оставляли у родителей.
— Познакомились вы со своим будущим мужем в театре?
—В кафе «Театральном», случайно. И он мне спел такую песню: «Шура, шура семерт суралсассан» Хирбю. Она у меня неделю в голове звенела. А еще арию Леньки из оперы «В бурю»: «Стелит ночь свой бархатный наряд, нежно колокольчики звенят…» Это было что-то! Я его ушами полюбила. Но прожили вместе мало. А два года назад его не стало.
— А как вы, Светлана, после нелегкого трудового дня силы восстанавливаете?
— Домой придешь чаю попьешь, на кухне посидишь, на цветочки посмотришь (их у меня много), поговоришь с ними. Они меня любят. На праздник амариллис расцвел, уже третья стрела — чувствует мой юбилей. И силы возвращаются, и душевный покой, и счастливой себя чувствуешь. Ведь все же есть: квартира, семья, награды, любовь зрителей. Главное – играть, чтоб душа не пустовала.