Театр юного зрителя им. М. Сеспеля: Не потакать, а понимать!

Этот коллектив, как и полагается театрам для детей и молодежи, намного активнее наших «взрослых» театров в поисках современных пьес. В нынешнем сезоне даже детские сказки в его репертуаре были из тех, что написаны совсем недавно, «Клочки по закоулочкам» и «Не хочу быть собакой» говорят с детьми на современном языке. Хорошо принята зрителем постановка по пьесе современного башкирского драматурга Федора Булякова «Дело святое» о выборе между долгом и комфортом. Последний по времени спектакль «Андеграунд» Александра Поррта и вовсе не имеет местных прецедентов, на «огонек» к бомжам не заходил еще ни один чувашский драматург. После премьеры «Сцена Ч» и создатели спектакля поговорили и о постановке, и о современной драматургии.
В разговоре приняли участие художественный руководитель театра Станислав Васильев, актер и драматург Александр Поррта, постановщик «Андеграунда» Иосиф Дмитриев и руководитель литературно-драматической части театра Раиса Полякова.
«Сцена Ч». Ваш театр рискнул осуществить постановку на очень болезненную тему – про людей без семьи, без крова, по сути – никому не нужных, которые стали таковыми по разным причинам, в том числе и по собственному выбору. Сразу хочется спросить постановщика – это выстраданная тема или очередная работа, за которую было просто интересно взяться?
И. Дмитриев. Конечно, я профессионал и, смею надеяться, могу поставить любую пьесу, которую мне предложит театр. Но, может быть, и не взялся за «Андеграунд», если бы по дороге в Чебоксары не встретил в поезде одного удивительного человека, свободного, открытого, без всякого зла на окружающих. Он перевернул мое представление о жизни своим отношением к ней! А потом я приезжаю, и будто про него Поррта написал: «вот растет трава, светит солнце – и мне хорошо». Он затронул какую-то грань правды, настоящей жизни.
«Сцена Ч». Вы сразу приняли пьесу или пришлось много спорить с автором?
И. Дмитриев. С драматургом мы работали дружно, без обид. Главное, надо было найти в этих персонажах человеческий характер. А не просто констатировать, что есть такая проблема, существуют такие люди. Я доволен, что поработал над чувашской драматургией.
«Сцена Ч». О проблемах современной драматургии говорят уже очень давно. Пьесы пишутся, но их, особенно в провинции, мало ставят. То ли режиссеры их в упор не видят, то ли не хотят рисковать. Правда, с национальной драматургией дело обстоит иначе. Пьес просто очень мало.
Р. Полякова. У нас их можно сосчитать на пальцах одной руки. Поэтому с драматургами надо просто работать.
С. Васильев. Работа с автором – очень важна. Особенно в национальном театре. Начинается она уже с самой идеи. С мысли, о чем мы будем играть, о чем будем вообще говорить, какие вопросы задавать со сцены. С автором мы разговаривали на тему, поднятую в «Анде­граунде» после спектакля «Собаки». Потом пьеса была написана, она победила в конкурсе Минкультуры Чувашии. Текст отличался от того, что сейчас слышит и видит зритель. Но мы с режиссером остановились именно на этой пьесе.
«Сцена Ч». Александр, это далеко не первая ваша пьеса, идущая на местной сцене.
А. Поррта. Наверное, уже седьмая. Пьесы я начал писать, когда окончил Ярославское театральное училище. Первая «Запретная любовь» была поставлена в Чувашском драматическом театре. В родном ТЮЗе, считая эту премьеру, уже четвертая. Скажу честно, мне показалось, что режиссер так высоко поднял этот текст, даже не верилось, что это моя пьеса, что простоту можно так здорово подать.
«Сцена Ч». Станислав Васильев сказал, что на тему натолкнули «Собаки», один из успешных проектов ТЮЗа. Но ведь драматург начинает не с темы, а с героя.
А. Поррта. Идея была уже до «Собак». Но всерьез о будущей пьесе мы заговорили именно после этого спектакля. Я смотрел много передач на ТВ на эту тему. А главное, подходил и беседовал с этими людьми в нашем городе. Еще несколько лет тому назад в новоюжном районе обитало довольно много бомжей, и совсем недалеко от нашего театра. В действительности их жизнь намного страшнее, чем мы изобразили.
«Сцена Ч». Может быть, главная трудность для восприятия современной драматургии в том, что тех, о ком она повествует, никогда не бывает в зрительном зале.
И. Дмитриев. Я сразу вспомнил «На дне» Горького. В то время в зале МХТ сидела интеллигенция, судьи, студенчество, а самих босяков тоже не было. Но социальная направляющая была очень сильна, она шла в зал и побуждала людей как-то подумать о ночлежках, других российских проблемах того времени, что-то решить. Этот посыл шел не к бомжам, а к обществу. И современная драматургия апеллирует к тому же.
С. Васильев. То, что происходит сейчас в жизни, мы еще не готовы принять за культуру. Вот у нас идет пьеса Данилы Привалова «Пять двадцать пять». Как взрослый человек может принять за культуру все то, что там происходит с молодежью?! Но у молодых, живущих в такой среде, она просто другая, у них другое мышление, другие проблемы.
«Сцена Ч». А как вы проникаете в эти проблемы? Вы – тоже уже другое поколение. Вы не забыли еще свое детство?
С. Васильев. Я сталкиваюсь с этим каждый день. Те же молодые артисты мыслят абсолютно по-другому, не так, как я. И я к этому не могу оставаться глух, равнодушен.
И. Дмитриев. Это хорошо, когда молодежь открывается, может объяснить старшим свои проблемы. Хотя личное каждый все равно скрывает. Но мне кажется, проблема не просто в молодых, не просто во взаимопонимании молодых и старших. Главное, это осознание того, где мы находимся, в каком времени и ради каких целей существуем. Без цели не возникает вообще никакого действия. Надо понять, чем можно помочь. Молодым надо помогать. Прежде всего – это поддержка всех их бредовых идей.
«Сцена Ч». Всех-всех?
И. Дмитриев. Всех! Если отринешь даже самую безумную идею, он просто закроется, уйдет от тебя. Не потакать, а понимать. Им надо помочь раскрыть свои проблемы, понять их. Раскрыл – значит, в какой-то мере познал себя. Это непосредственным образом связано с драматургией. Здесь важно отсутствие лжи, открытость. И разговор на равных.
«Сцена Ч». Открытость – это как раз проблема. Есть ощущение, что нашей драматургии этого очень не хватает. Как будто люди боятся сказать что-то до конца. Персонаж обычно вдруг останавливается, не идет дальше реальной человеческой закомплексованности. И эту нишу неизменно заполняют штампы.
И. Дмитриев. Да, страх существует. Мы многое держим в себе. Есть некая забитость, которую мы культурненько называем скромностью. Но я хочу вспомнить Товстоногова, его крылатую фразу – классику надо ставить как современную пьесу, современную пьесу как классику. А это уже отношение режиссера к жизни. Как сказал после премьеры Станислав, «мирочувствование».
С. Васильев. Когда смотришь финальную сцену молитвы, забываешь, что это спектакль, и как бы сам проходишь это благословение. Будто шел-шел спектакль про бомжей, про свободных и несвободных людей, а потом в финале произошел перевертыш, и я понял – это не про бомжей, а про меня!
Р. Полякова. Я даже настраивала себя – это надо посмотреть. Но постепенно это «надо» уходит, и ты вовлекаешься в действо, где униженный, оскорбленный человек благодарит природу, перед которой все равны. И зритель приходит к тому, что надо уметь сказать слова благодарности и самой природе, и каждому, кто есть рядом. Если нет взаимосвязи между людьми и природой, то нет ничего.
«Сцена Ч». ТЮЗ – самый активный в поисках новых пьес. Каким образом, кроме работы с национальными авторами, вы их ищете?
С. Васильев. Я много читаю пьес, которые высылает театрам СТД. Но иногда это происходит случайно. Через семинары драматургов, через режиссерскую лабораторию, где происходит читка пьес, переводов. Как это и произошло с пьесой «У ковчега в восемь» Ульриха Хуба. Ведь мы там играем не столько тему конца света, а тему актеров, которые каждый день ради чего-то выходят на сцену, ради чего-то они прикрывают друг друга.
«Сцена Ч». Еще у нас есть свой конкурс национальных пьес, победителем которого и стал «Андеграунд».
С. Васильев. Да, это тоже ресурс. Мы работали по такому принципу с Маргаритой Михайловой, с Владиславом Николаевым. Но есть одно но. После конкурса найти эти пьесы уже трудно. А ведь есть простой выход. Вот я держу в руках сборники современных татар­ских пьес. Там тоже ежегодно проводится такой конкурс. Но в отличие от нас потом выпускаются сборники. И это остается в истории, в литературе, становится ресурсом для будущих режиссеров. Это отношение не просто к театру, а к культуре в целом.
«Сцена Ч». То, что ТЮЗ много лет продолжает существовать в «чужом» доме, связывает вам руки в выборе нужной пьесы?
С. Васильев. Это ложится тяжким бременем прежде всего на актеров, поскольку у нас недостаточно времени для репетиций на сцене. Последние пять лет мы работаем по схеме 10 полных дней и 8 раз по полдня в месяц. К тому же приезд любой звезды шоу-бизнеса может отменить нашу репетицию. Последние два спектакля, например, выпускались в адских условиях.
«Сцена Ч». Конечно, эта ситуация совершенно ненормальна. И пока остается постоянно чем-то удивлять зрителя. В том числе постановками по современным пьесам. Чтобы невозможно было не обратить на вас внимание.
И. Дмитриев. Так здесь и пытаются делать. И театр является интересной площадкой для современной чувашской драматургии. Чувашский театр может быть разным, особенно в наше время, когда идет борьба между театром слова и пластики. И все же национальный театр предполагает главенство слова. Поэтому на писателях, драматургах лежит большая ответственность за то, чтобы зафиксировать, что нас сегодня волнует, что мы чувствуем и как мы живем. Слово для чувашского театра очень много значит. Так приятно было слышать финальную молитву в «Анде­граунде»! Она затвержена веками, хотя в жизни мы так не говорим, это высокие слова, высокий смысл, за которыми мы и идем в театр.
С. Васильев. Как говорится, мы будем работать и когда-нибудь «увидим небо в алмазах».