«ВСЕ ВОЗОМНИЛИ СЕБЯ ЗАКОНОДАТЕЛЯМИ…»
События 100-летней давности привлекают внимание наших современников в этом году по двум причинам. Во-первых, трудно назвать другую такую переломную эпоху, до сих пор вызывающую противоречивые, даже полярные оценки. Во-вторых, по-своему обязывает и вековой их юбилей. Два вектора сошлись в одной точке, тем самым определив пик новостной популярности года двух революций. Сегодня мы предлагаем читателю взглянуть на те дни сквозь призму церковных документов.
Слово «летописи» у читающей или слушающей аудитории чаще всего ассоциируется со старинными русскими летописями или их последующими сводами. Вместе с тем отечественное летописание не оборвалось с прекращением традиции в конце XVII века, а получило с 1850-х гг. своеобразных массовых наследников в лице простых «батюшек», начавших составлять летописи своих приходов.
Вестись церковные летописи должны были при каждом храме. Но, к сожалению, по различным причинам сохранились фонды отнюдь не всех действовавших на территории чувашского края церквей. Документы отдельных приходов утрачены полностью, других — частично. К началу революционных потрясений здесь функционировало более 300 культовых объектов. В Государственном историческом архиве Чувашской Республики представлено менее 200 фондов церквей. И дальше — по нисходящей: лишь немногим более двух десятков из них имеют в своем составе церковные летописи, и только единицы описывают события интересующей нас эпохи (хронология остальных завершается годом или несколькими годами ранее). Тем важнее и ценнее эти источники.
Идущая снизу инициатива была санкционирована указом Святейшего Правительствующего Синода от 12 октября 1866 г. Примечательно, что указ носил рекомендательный характер, и структура таких летописей в целом не была определена. В том же 1866 г. как приложение к журналу «Духовная беседа» была напечатана статья епископа Варлаама «О заведении при церквах Оренбургской епархии приходских летописей». Именно тогда определилась двухсоставная структура церковной летописи: историческая и современная части. Первая должна была в краткой форме излагать историю храма и прихода, вторая описывать всю событийную составляющую текущей жизни.
Замечателен тот факт, что в распоряжении исследователей есть церковные летописи, составленные в чувашском и русском приходах. При этом нельзя утверждать приводимые факты и точки зрения как обобщенные подходы, поскольку речь идет о позициях конкретных священнослужителей. То есть мы говорим о частном взгляде духовных лиц разных национальностей на происходившее вокруг них.
Надо понимать, что уже формируется другая атмосфера. Даже в «глухой провинции», каковой, безусловно, следует считать чувашский край того периода, гулким эхом проявлялись отголоски общероссийских событий. Важны, на наш взгляд, в этом отношении прежде всего свидетельства самих «духовных пастырей» в силу их наиболее болезненной реакции. Чувашские священнослужители различных уездов фиксировали в своих записях, что в 1910-е годы «последствием буржуазных 1905 и 6-го годов» стало уменьшение числа присутствующих на богослужениях, под влиянием «всевозможных обновителей русской жизни» пропаганда неверия нашла вполне благоприятную почву среди молодого поколения чувашей, со стороны которых открыто звучали критика и злые насмешки.
На таком фоне Временное правительство целым рядом постановлений («Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» от 20 марта, «О свободе совести» от 14 июля 1917 г. и др.) либерализовало религиозную сферу: ввело свободу вероисповеданий, отменило пост обер-прокурора и создало Министерство по делам вероисповеданий, передало в ведение Министерства народного просвещения церковноприходские школы и отменило обязательное преподавание в школах Закона Божия, нормализовало условия существования некоторых Церквей: армяно-григорианской, грузинской православной, греко-католической и католической.
Сразу отметим, что спектр отражаемых вопросов в летописях схож, но варьируется их иерархическое расположение. Примечательно, какой фразой духовные отцы начинают годовые разделы летописи своего прихода: «В пределах прихода и в народонаселении его изменений не было. Прихожане храм Божий посещают. Служат молебны и панихиды, но со времени объявления свободы в прихожанах началось сильное брожение против духовенства и о средствах содержания его» (с. Старые Шигали Цивильского уезда), «Война всем надоела. Народ ждет не дождется ее окончания; все-таки все почему-то надеются, что Господь в этом году даст окончание войны» (с. Кувакино Алатырского уезда). У каждого летописца есть и тот момент, с которого другой начал свое описание, но этот фрагмент «где-то там, дальше…»
Один важный штрих: церковные летописи представляют собой не ежедневные записи, а своего рода итог за истекший год. Значит, приходской священник уже пропустил через себя произошедшие события и по-своему расставил акценты. Поэтому даже их эмоциональность — уже не сиюминутный порыв, а осмысленный.
Естественно, что ключевым аспектом для батюшек является вопрос об отношении прихожан к причту, вере и Церкви. Обе летописи фиксируют изменение в поведении прихожан. У причта изъяты земельные наделы. При этом в с. Старые Шигали составлен «приговор об отнятии земли», а в с. Кувакино — на сходе причту «предложено было добровольно передать церковную землю обществу». Итог действия один и тот же, но характер — разный.
Столь же различно отношение к обрядности. В чувашском селе принято решение об установлении минимальной таксы за требоисправления; кроме того, «почти на каждом шагу слышим от прихожан угрозы о выгоне кого-либо из членов причта из прихода, если не соглашается с ними в каких-либо делах». В русском селе «к долгу исповеди и Св. тайн причастия народ отнесся с должным вниманием и усердием. Исповедников было много. Интересно отметить, что многие торопились причаститься, боясь, что церкви скоро будут закрыты».
При этом подчеркивается, что настроения и антицерковные выпады имеют привносной характер, механизм запустили демобилизованные или прибывшие в отпуск солдаты. С другой стороны, «зараза неверия» — да, занесена извне, но упали ее семена на благодатную почву. В скупых строках духовные отцы признают, что такой поворот событий прихожанам на руку: «Думают, что это для них большое облегчение, и, легкомысленно соглашаясь с мнениями, почти все начинают бунтоваться и требуют исполнения своих пожеланий». При этом особая группа риска — «деревенская молодежь, на которую нельзя и воздействовать, так как она в церковь не ходит».
Показательный момент в отношении самих батюшек к происходящим событиям кристаллизуется описанием такого важного события, как восстановление в стране института патриаршества. Это не рядовое событие внутрицерковной жизни и отнюдь не событие только внутрицерковное, оно имеет общегосударственный общественно-политический резонанс.
Вот что фиксирует летопись церкви с. Кувакино: «21-го ноября 1917 года в жизни Русской православной церкви произошло великое событие: в этот день в Московском Успенском соборе Поместным собором Православной Российской церкви, который начал свои заседания с 19-го августа 1917 г. и который первым своим долгом почел восстановить Патриаршество, был возведен на Патриарший престол митрополит Московский Тихон. К этому событию и к Собору народ в Кувакине относится равнодушно. Народ устремился к материальным приобретениям, духовные радости ему уже стали недоступны. Да поможет Господь Святейшему Патриарху Тихону в эти трудные времена утвердить веру в людях и привести Русь к миру и порядку». Здесь отчетливо проявилась и констатация реального положения дел, и робкая надежда пастыря на ее изменение.
Летопись церкви с. Старые Шигали ни словом не упоминает об этом торжественном событии! Зато живописует другой ракурс. Здесь — фронт активной борьбы с язычеством. Несмотря на массовую христианизацию в XVIII–XIX вв., значительная часть инородцев оставалась в прежней своей вере. На фоне кардинальной ломки государственного устройства местное духовенство продолжает заниматься проповедническо-пастырской деятельностью: «В числе прихожан есть язычники-чуваши. В отчетном году просвещен таинством св. крещения один мужчина» (вообще же летопись практически ежегодно сообщает о крещении язычествующих).
Причем крестятся люди сведущие, немало повидавшие, о чем свидетельствует следующий фрагмент за предшествующие годы: «Во время беседы язычники говорили, что окрестятся под старость пред смертию. Оказалось, из этих язычников многие — мои бывшие ученики, которых я хорошо знаю по школе по должности законоучителя. Некоторые из них задавали вопросы такого рода, что они ездили по свету и видели, что на свете, в общем, мало православных христиан и что у индейцев трупы сжигаются на костре и что это означает? Они Священное Писание некоторые очень хорошо знают».
Оба документа указывают на дороговизну товаров и непрекращающийся рост цен. Старошигалинский батюшка словоохотлив: «В текущем году на все жизненные продукты цена повысилась неимоверная и неслыханная. Так, например, пуд ржи продается за 22 рубля, говядина рублей 70, масло скоромное 8 рублей фунт, постное — около двух рублей, сажень дров трех четвертей — от 40–60 рублей. Крупчаточной муки вовсе нет, почему просфоры для службы пекутся из ржаной муки. При таких условиях первой необходимости жизни весьма трудно содержаться духовенству, в особенности кто обучает детей и имеет большое семейство. Приобретать обуви и одежды не представляется возможным».
Кувакинский пастырь лаконичен: «Еще мучает всех дороговизна, которая со дня на день все увеличивается, многие товары при этом продаются с рынка: обувь, ситец и др.» Зато в последнем случае дается погодный обзор: «С 7-го января начались сильные морозы, каких не запомнят старожилы, продолжались они непрерывно два месяца, меньше 20о не было, наблюдались моменты, в которые градусник показывал 32о, что в нашей местности бывает весьма редко. В мае и июне погода стояла неблагоприятная для урожая, май был холодный, а июнь — сухой и жаркий. Урожай получился плохой: ржи намолачивали 4 пуда со сотни снопов, а яровое поле погибло?— ничего не собрали; к весне следующего года ожидается голод, если не будет государственной помощи».
Таково вкратце описание событий 1917 г. в летописях двух церквей Чувашии. Относительно небольшие по объему, они тем не менее содержат существенное число фактов и деталей, позволяющих реконструировать общее и особенное в отношении местного населения к происходившим общественно-политическим и социально-экономическим трансформациям.
Вариативный спектр демонстрируют летописи в описании бытовых сторон жизни. В этом смысле приоритеты авторов хроник различаются существенно. Так, священник церкви с. Старые Шигали ничего не говорит о февральских событиях, как будто они не оказали существенного влияния на ритм повседневного бытия. Кувакинский священник более дотошен и откровенен: «27 февраля в России произошел переворот, в корень изменивший быт ее и весь древний уклад, слагавшийся в продолжение тысячелетия. С этого рокового числа изменился у нас образ правления из строго монархического в демократический. Монарх Николай 2-й был свергнут с престола своих отцов. 2-го марта им было подписано отречение от престола в пользу брата Михаила, но и Михаил 3-го марта отказался от престола. Род Романовых на царстве начался Михаилом и окончился Михаилом. Переворот этот в Кувакине у многих вызвал чувство великой радости и торжества, ну а у многих, особенно у стариков и домоседов (кто никуда из Кувакина не отлучался, а занимался усердно земледелием), чувство страха и недоумения. Потом общее ликование увлекло и этих: все стали ждать чего-то лучшего. Государственный переворот перевернул у народа и все прежние понятия. Все возомнили себя законодателями и стали решать судьбу России, понятно, всякий — по-своему. Потеряли как бы колею, по которой катилась их жизнь, и все пошли вразброд».
Федор Козлов
Фото из фондов Чувашского национального музея: Участники Миссионерского съезда 1910 г. в г. Казани с новокрещеными чувашами из Цивильского уезда.
