В тылу первой мировой

«НЕМЕДЛЕННО ПОДГОТОВИТЬ ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ВОЗМОЖНО БОЛЬШЕГО ЧИСЛА ПЛЕННЫХ…»

Любую войну как неизбежные ее атрибуты сопровождают смерть, ранение или плен. Что лучше – сказать сложно, ибо у каждого свое представление о жизни. Но факт остается фактом: за годы Первой мировой войны на территории нынешней Чувашии побывали тысячи пленных солдат и офицеров армий Тройственного союза.
Офицеров – на квартиры
Приготовления к их размещению в тыловой (или «внутренней», по терминологии тех лет) Казанской губернии начались загодя, уже в сентябре 1914 года. Тем более что по решению военного ведомства в Казанском военном округе предполагалось разместить 20–25 тысяч военнопленных. В губернских и уездных центрах делалась раскладка о числе пленных, подыскивались помещения, производился ремонт. Например, Чебоксары должны были принять 100 рядовых и 10 офицеров, Ядрин – 150 человек.
Пленных офицеров готовились размещать на частных квартирах, нижних чинов – в казенных или общественных зданиях, и только при отсутствии возможности занять таковые – в частных домах с возмещением хозяевам за счет казны средств на постой. Кстати, стоимость квартирного содержания, куда входили собственно плата за квартиру, а также затраты на отопление и освещение, дрова на варку пищи и печение хлеба, не должна была превышать 7,5 руб. в год на человека в уезде и 8,5 руб. в городе.
В циркуляре особо оговаривался запрет на отвод под казармы военнопленных зданий учебных заведений, что резко ограничивало возможности принимающей стороны и заставляло ее по­-своему изворачиваться в подборе помещений. В Алатыре отвели под это дело арестный дом и казармы при мельнице Торгово-­промышленного товарищества «К.Н. Попова и Ко», в Чебоксарах – здание бывшего казначейства и часть тюрьмы. От некоторых предложений отказалось само воинское начальство. Например, дома Васильева и Григорьева в селе Норусово были забракованы по причине отдаленности от Ядрина.
Славяне – отдельно от немцев
В декабре 1914 года прибыли первые военнопленные в Ядрин и Алатырь, а сразу после Нового года – в Чебоксары и Цивильск. При размещении военнопленных учитывался их национальный состав. Инструкциями и предписаниями от вышестоящих инстанций указывалось: славян, румын, эльзас-­лотарингцев и итальянцев размещать отдельно от немцев (к которым относили и австрийцев), венгров и турок. При этом для первых определялся более мягкий режим содержания, пищи и одежды.
Кстати, в силу возрастающей потребности Русской армии в обеспечении обувью разрешалось военнопленных снабжать лаптями с теплыми портянками. Возможно, что многие из них этот вид национальной обуви вообще увидели впервые. Дефицит вещей привел и к тому, что уже с первых дней пленным разрешали оставаться в прежней военной форме, предварительно споров с нее погоны, кокарды, петлицы и прочие знаки отличия.
Непривычная обстановка, суровые условия русской зимы и другие трудности естественно сказывались на здоровье пленных. Как результат – некоторых из них местные гражданские и военные власти вынуждены были сразу направлять в больницы по причине наличия простудных заболеваний. Но даже здесь действовал принцип разграничения по национальному признаку: пленных фельдшеров и санитаров из числа австрийских подданных не назначали к больным туркам.
Видимо, создавать особые условия для славян, итальянцев, румын при условии стесненности помещений было затруднительно. И уже в феврале 1915 года «наверху» было принято решение оставить в Центральной России только пленных «благожелательно» относящихся национальностей, а всех немцев, венгров и турок отправить в Омск, а оттуда – в Приамурье и Иркутск. На этом ротация пленных не остановилась: в мае было решено собрать всех итальянцев в Симбирске для последующей отправки на родину, которая примкнула к странам Антанты. В январе 1916 года начали перемещать сербов, хорват и словенцев в Одессу.
Под честное слово
Впрочем, в силу постоянного притока новых военнопленных, этот принцип практически не соблюдался. На смену выбывшим немцам и мадьярам с театра боевых действий доставлялись новые. Да и прочих военнопленных могли по мере необходимости или в силу каких­-либо иных обстоятельств перемещать из Чебоксар в Ядрин или через уездные центры Чувашии в другие регионы страны. Поэтому вплоть до конца войны и даже в начале 1920­х годов в городах Чувашского края зафиксировано наличие немецких, австрийских и турецких военнопленных.
Эскалация конфликта и его затяжной характер способствовали росту числа пленных. И предварительно установленный в начале войны расклад количества размещаемых военнопленных уже через полгода оказался нарушен. Если в январе 1915 года в Чебоксарах пленных было всего 5 офицеров и 64 рядовых, то уже в марте прибыли 200 человек, а в мае – еще 170. В ноябре число размещенных в Цивильске превысило 200 человек. А Алатырь вообще можно назвать своего рода транзитным центром, через который за годы войны прошло не менее пяти тысяч военнопленных.
Говоря об условиях содержания, нельзя не отметить еще одну деталь. Офицерам была предоставлена относительная свобода. Им достаточно было дать честное слово, что они не покинут места своего размещения и будут ежедневно в определенные часы отмечаться у воинского начальника. Перемещаться по городу они могли без конвойного сопровождения и были достаточно свободны в общении.
Единственное ограничение, которое старались соблюдать довольно жестко, относилось к запрету общения военнопленных и военнообязанных. К числу последних относились вывезенные с прифронтовых территорий граждане воюющих с Россией государств независимо от того, сколько времени они прожили в нашей стране. Абсолютно противоположной была картина для рядовых, которых без солдат охраны не выпускали из казарм и которым вообще было запрещено покидать отведенные помещения после 9 часов вечера.
Жалованье в плену
При этом, даже находясь в плену, офицеры продолжали получать жалованье, которое им перечислялось и выдавалось через управление местного воинского начальника. Ближе к концу войны такое положение дел привело к тому, что, будучи более обеспечены, нежели местное население, офицеры германской и австро-­венгерской армий скупали на базаре значительное число продуктов, вызывая недовольство чебоксарцев, ядринцев, цивилян, и жалобы их в военное ведомство. «Органам» пришлось ограничить перемещение военнопленных офицеров по городам и установить определенные часы посещения базара. Рядовые такого права не имели, и им приходилось довольствоваться лишь тем, что полагалось по закону от содержащей их стороны.
А полагалось им и провиантское, и приварочное, и чайное довольствие. Продовольствие для нужд пленных приобреталось путем организации торгов, когда победителем признавался предложивший наиболее низкую цену. С общим ухудшением продовольственной ситуации в стране снижалось или заменялось эквивалентами обеспечение пленных. Например, со второй половины 1916 года было установлено два обязательных мясопустных дня в неделю и, кроме того, разрешалось заменять мясо в рационе яйцами из расчета три яйца за полфунта мяса. Однако даже в кризисном 1917 году пленным выдавалось по 1/2 фунта сахара.
Сохранившиеся в архивных фондах рапорты военных цензоров позволяют нам составить некоторое представление о царивших среди пленных настроениях. Так, если в 1915 году письма офицеров в большинстве случаев содержали в себе указания, что «они всем довольны, никакой нужды не испытывают и просят им не присылать денег, т.к. им вполне хватает казенного содержания», и жалобы единственно «на скуку и праздность содержания», то лейтмотивом писем нижних чинов были просьбы о присылке денег и тоска по родным и близким. Некоторые из таких писем, несмотря на введенную военную цензуру и обязательную перлюстрацию корреспонденции военнопленных, перехватывались почти у самых адресатов. Например, только в Варшаве было изъято письмо размещавшихся в Ядрине польских военнопленных, жаловавшихся на «голод и холод» и сетовавших на запрет писать на родном языке.
Далеко не убежишь
Неудивительно, что частым явлением стали побеги военнопленных. Особенно активизировались они, когда в массовом порядке рядовых стали направлять на различного рода работы, где режим охраны был гораздо слабее. Архивные документы свидетельствуют, что побеги военнопленных действительно носили массовый характер, особенно в 1917 году. Благодаря этим рапортам и циркулярным указаниям у каждого желающего копнуть поглубже есть возможность познакомиться со словесными портретами.
Например, в ночь с 20 на 21 мая 1916 года из г. Цивильска скрылись два офицера австрийской армии: прапорщик Оскар Гиллебранд и штабс­-капитан Карл Штепан. Первый – «21 года, роста выше средняго, блондин, лицо чистое, глаза серые, усов и бороды не имеет, одет в серую форменную тужурку австрийского образца, брюки защитнаго цвета, шинель сераго сукна, в кепи и кожаных сапогах», второй – «28 лет, роста высокаго, брюнет, чернобровый, глаза карие, лицо матово-­румяного цвета, усы черные постригает, бороду бреет, одет в серую форменную тужурку австрийского образца, брюки чернаго цвета, серую шинель, в кепи и кожаных сапогах». Впрочем, подобные побеги, как правило, заканчивались провалом: кого-­то через день, а кого и через два­-три месяца, но ловили.

Федор КОЗЛОВ,
главный архивист отдела использования документов
Государственного исторического архива Чувашии