А где мне взять такую песню?..

Население Чебоксар с довоенных лет увеличилось почти в 16 раз, что связано с бурным развитием промышленности. Толчком к этому послужила эвакуация в Чебоксары с началом Великой Отечественной войны ряда промышленных предприятий из западных областей и республик Советского Союза. Уже осенью 1941 г. в Чебоксары стали прибывать эшелоны с оборудованием и работниками Харьковского электро­механического завода имени И.В. Сталина. Из 477 работников 445 были высококвалифицированные рабочие 5­6 разрядов, что увеличило население города на полтора процента, а с учетом членов семей и до 4­5 процентов. В их числе была и моя сегодняшняя собеседница Лидия Ефимовна Ионова.

Эвакуация

— Жили мы в Харькове на Искринской улице. А я — у бабушки на проспекте Сталина. Родители работали, и меня оставляли у бабушки. Мама у меня много где работала. Она работала в детдоме, потом курсы учителей закончила и преподавала географию на украинском языке. Это все было в Харькове. Когда война началась, город сильно бомбили. Папина сестра от бомбежки помешалась. Ее забрали в больницу. Мы с родителями вместе с заводом эвакуировались в Чебоксары. Долго ездили кругами. В одну сторону — бомбят. В другую сторону — бомбят. Очень долго ехали, неделю. Мама говорила, что я в рубашке родилась. В вагон пуля влетела и вот так пролетела. (Лидия Ефимовна проводит рукой очень близко к виску. — Авт.).

В Чебоксарах нас поселили в общежитии пединститута около стадиона «Энергия». А потом потихоньку уже всем давали квартиры. Было два деревянных здания, два барака, это была улица Кооперативная. Их потом сломали, там сейчас общежития пединститута. Отец, Верхолаз Ефим Маркович, работал на заводе в цехе С­5 слесарем. У мамы была своя фамилия — Цекиновская. Мама, Роза Ефимовна, работала в транспортном цехе старшим экономистом.

Концерты в госпиталях и воздушные тревоги

А я в садик ходила. Участвовала в концертах. На Ленинградской в здании школы был военный госпиталь, это здание сейчас напротив Дома мод. Мы из детского сада ездили туда с концертами для военных. Я была общительная и выступала там в литмонтаже. Назывался он «А что у вас?». У меня были такие слова: «И сказала Лида тихо: Кто трусы ребятам шьет? Ну, конечно, не пилот!».

Там солдаты были, все перевязанные. С одним разговариваю, с другим. «Останешься с нами? Мы тебя конфетами будем угощать». А пока я с ними разговаривала, у меня садик­то ушел. Вышла, а уже темно. Дверь­то с торца, я не знаю, куда идти. Когда воспитатели поняли, что меня нет, прибежали в госпиталь и меня забрали.

Воздушная тревога для меня не была в новинку. И в Чебоксарах она звучала не раз. Часто они были под утро, ни свет, ни заря. Все выходили на улицу. Это я все помню. При тревоге выходили на улицу. Стояли и смотрели, как самолеты летали. А тревоги подавали, наверное, заводским гудком.

Как бомбили Чебоксары, я не помню — наверное, мы приехали позже. А вот самих немцев в городе помню. Они плели корзинки­хлебницы из проволоки и ходили по квартирам продавать. «Дай картошки, дай картошки!» — просили. Наверное, это было еще во время войны. Где они жили, что делали, не знаю, но ходили по домам свободно.

Фотография в газете

Помню очереди. За маслом — очередь, за мукой — очередь, за сахаром — очередь. Напротив общежитий, где нас поселили, был такой деревянный ларек, хлеб там продавали. Еще родители спят, а у нас окна выходили на этот ларек. Я проснусь, встану, на этот ларек смотрю — ага, один человек появился. Надо быстрее бежать, чтобы быть впереди, не выстаивать большую очередь.

Сахар или муку давали по норме. У мамы окна транспортного цеха выходили на стадион. Я иду туда и говорю — мам, там то и то продают. Она мне дает деньги. Я думаю, что я один пакет муки принесу, надо еще. Ну я впереди пойду, с людьми ля­ля­тополя, куплю, а потом второй раз в свою очередь. Меня уже вся милиция знала. Уже карточек не было, все за наличный расчет покупали. Я возьму такой графин и вперед за растительным маслом. Растительного масла часто не было, и мама жарила картошку на рыбьем жире.

Потом ходила в Дом пионеров, в кружок. Там спросили, кто смелый, кто что может рассказать. Ну, я рассказала про станцию юннатов. И меня сфотографировали для газеты. Моя фотография была в газете. В «Советской Чувашии»! Я люблю переделывать песни. Переделала «А где мне взять такую песню» и пою: «А где мне взять такого мужа?» …С мужем мы разошлись — сильно пил. Я осталась с дочкой. Теперь два внука и правнук, тоже шебутной. В бассейн ходит.

Драмкружок

Родители не могли исполнить все мои прихоти. Ходила в сад «Винтреста», собирала ягоды. Соберу корзиночку, около «Электрика» встану, продам — мне и на кино, и на танцы. По очередям бегала — такое вот мое детство было.

Я очень активная была, везде участвовала, даже в драмкружке. Было партсобрание в клубе «Электрик», я участвовала в спектакле «Терем­теремок», играла роль лягушки. Дети любили всем прозвища давать, и меня прозвали Жабой. Я плакала. Руководитель драмкружка Ульяна Тимофеевна встала на собрании и сказала, что так нельзя. Потом меня перестали так называть.

Училась я в нескольких школах. Потому что сначала первая женская была, рассортировали девочек отдельно, мальчиков отдельно. Потом четвертая школа была. А позже по месту жительства, в 22­й.

Планетарий и «Раковые шейки»

От Дома пионеров мы поехали на экскурсию в Москву, ходили в планетарий. А у меня в голове — надо купить «Раковые шейки», тогда их не было у нас, возили из Москвы. И вот вышли мы из планетария, увидела я киоск и побежала к нему, чтобы купить эти конфеты. Группа моя ушла, я осталась одна. Как мне до Арбата добраться? Подбежала к милиционеру, который стоял на остановке, говорю — мы остановились в школе на Арбате, как туда добраться? Он посоветовал: «Садитесь на троллейбус номер такой­то, вам кондуктор подскажет». Я говорю: «А если у меня денег нет?» Мне родители деньги дали, но их было жалко, хотелось домой что­то привезти. «Кондуктору скажите, — говорит, — она вас поймет».

Пока я с милиционером разговаривала, хватились, что меня нет, одну девочку послали за мной. Она прибежала, и мы вместе стали перебегать дорогу. У меня все время приключения. Она перебежала, а я осталась посередине, когда машины поехали. Но я не растерялась, встала там, где милиционер стоит. Он на меня смотрит сверху вниз: «Вы что, не знаете правила уличного движения?» Я говорю: «Нет, я нездешняя». «Вы откуда?» «Из солнечной Чувашии». «А это где?» Я и объяснила. И таких приключений у меня очень много.

Потом я устроилась на завод, а школу закончила вечернюю. Училась и работала. Сначала работала на заводе в первом сборочном цехе на конвейере. Однополюсные назывались. В троллейбусах у водителей ручки с глазками торчали — вот это мы и собирали. Такие и для самолетов нужны. Продукцию принимает военный представитель — выборочно возьмет и проверит. Где­то волосок попал — всю партию возвращали… Проработала там 31 год.

После этого я перешла работать в театр. На заводе в месткоме была ответственной за культмассовую работу, организовывала культпоходы. И театр написал на завод письмо с просьбой о моем переводе к ним. Я была централизованным кассиром. Ходила по предприятиям, распространяла билеты. И работала до сей поры, только первый год не работаю. В «Детском мире» продавала билеты. Я 1938 года рождения, мне уже 85. Но никто не дает!

От автора:

Действительно, Лидии Ефимовне 85 лет не дашь. Она очередную годовщину ставших для нее родными Чебоксар встречает бодро и с активной жизненной позицией. С Днем города вас, Лидия Ефимовна! И долгих лет жизни!