Как взрывали Днепрогэс

Кажется, о Великой Отечественной войне и участии в ней наших земляков нам все давно известно. Но жизнь преподносит все новые и новые факты. Речь пойдет о боях на Днепре в августе 1941 г.

18 августа 1941 г., момент истины

Август 1941. Красная Армия оборонялась, как могла, но отступала. Единственной естественной преградой казалась и нам, и врагу река Днепр. Доходящая по ширине до километра, она действительно могла сдержать натиск моторизированных колонн вермахта. Одним из самых спорных и драматических моментов был взрыв плотины Днепрогэс. Как выяснилось, к этому событию самое прямое отношение имеет уроженец деревни Юнга Моргаушского района Аристарх Ферапонтович Петровский. Давно хотелось рассказать о нем читателям нашей рубрики.

Юнга. Босоногое детство

К сожалению, о детских годах Аристарха Петровского известно ничтожно мало. Первоначально казалось, что его не очень распространенная у нас фамилия получена не при рождении, а взята позже при оформлении документов в первые послереволюционные годы. Даже были сомнения, что сведения о месте рождения Аристарха Петровского верны. Но благодаря помощи работников Государственного исторического архива Чувашской Республики удалось найти метрическую запись о его рождении. 15 апреля (по старому стилю, по новому — 28 апреля) 1900 г. в семье учителя Юнго-Ядринского земского училища Ферапонта Стефановича Петровского и его законной жены Евлампии родился мальчик. Через три дня, 18 апреля, он был крещен и получил имя Аристарх. Несмотря на все попытки, автору пока не удалось выяснить, как прошло босоногое детство Аристарха. Также пока неизвестно, как сложилась судьба семьи.

Увы, но в деревне Юнга Моргаушского муниципального округа никто не помнит семью Петровских. Нет никого с такой фамилией и во всем сельском поселении. Возможно, что-то прояснит исследование истории Юнго-Ядринского земского училища…

Мы ехали шагом, мы мчались в боях…

О юношеских годах Аристарха Петровского и его дальнейшей судьбе мы можем узнать пока лишь из его УПК — учетно-послужной карты, бережно хранящейся в Центральном архиве Министерства обороны РФ в г. Подольск Московской области.
В 19 лет Аристарх — красноармеец Приволжского запасного полка. Пока не удалось выяснить, это был призыв или он вступил в Красную Армию добровольно. В соответствии с Декретом СНК о создании Рабоче-крестьянской Красной армии от 15 января 1918 года разрешался доступ в ряды армии всем гражданам Российской Республики не моложе 18 лет, но для этого нужны были рекомендации войсковых комитетов или общественных демократических организаций, стоящих на платформе Советской власти, партийных и профессиональных организаций. Или по крайней мере двух членов этих организаций.
Через четыре месяца Аристарх Петровский становится курсантом военно-инженерных курсов. Еще через год — красный командир или, как любили сокращать в те годы, краском. Он получает назначение на должность командира взвода инженерного батальона Уральского укрепрайона Уральского военного округа. К концу 1920 г. Петровский — командир взвода 2-го учебного батальона 4-й армии. Конечно, он не мог остаться в стороне от участия в Гражданской войне. В 1920-1921 гг. воевал на Южном фронте, затем на Восточном, потом гонялся за бандами Махно.
После Гражданской войны боевой опыт молодого красного командира оказался весьма востребованным. В августе 1921 г. он назначается командиром взвода и заведующим классом 16-го саперного батальона Приволжского военного округа. В конце 1924 г. Петровского ждет повышение по службе — он назначается заведующим саперным обучением 97-го стрелкового полка 33-й стрелковой дивизии Белорусского военного округа. В ноябре 1929 он — командир инженерного парка сапр (саперной роты) 33 сд, в ноябре 1930 — слушатель Химических КУКС (курсов усовершенствования командного состава), в июне 1931 — начальник Измерительного отряда Центрального военно-химического полигона РККА, в ноябре 1931 — старший техник НИИТ (Научно-исследовательский институт инженерной техники) РККА (Московский ВО), март 1932 — помощник начальника сектора и инженеров квартирно-эксплуатационного управления (КЭУ) РККА.
В ноябре 1934-го Аристарх Петровский поступает в военно-инженерную академию имени В.В. Куйбышева и в 1939 г. блестяще завершает ее. Аттестационная комиссия дает уже майору Петровскому высокую характеристику: «Может быть использован адъюнктом по кафедре фортификации. Заслуживает сокращения срока выслуги в военном звании МАЙОР до 2-х лет».
27 сентября 1939 майор Петровский назначается помощником начальника Управления по строительству Минского УР (укрепленного района). С 11 февраля 1940 г. он — руководитель тактики Витебских КУКС ИВ (Белорусский ОВО (особый военный округ), а с 12.4.1940 г. — преподаватель фортификации Московского высшего инженерного училища. С 20.9.1940 г. — начальник 1 отделения 3 отдела этого же учебного заведения. 3 марта 1940 г. майора Петровского выдвигают на должность начальника отделения оборонительного строительства Отдела инженерных войск округа. За два с половиной месяца до Великой Отечественной войны Аристарх Петровский становится старшим офицером — 8 апреля 1941 г. ему присваивается внеочередное звание подполковника.
С первых дней войны подполковник Петровский на самых ответственных участках. Его назначают начальником отдела Инженерного управления штаба Южного фронта. В этой должности он и становится одним из героев событий 18 августа 1941 г.

Муссирование в СМИ, и особенно в интернете сведений о волне высотой до 30 метров, о сотнях тысяч утонувших — явно плод воображения недоброжелателей советской истории. Волна прорыва в пойме реки шириной до 20 км гаснет за 2-3 часа.

Берег правый, берег левый…

Чего стоили днепровские переправы и в дни наших горьких отступлений, и потом, когда Красная армия победоносно двигалась на запад! Хорошо помню скупые рассказы своего отца, в августе 1941 г. — старшины батареи 460 корпусного артполка Юго-Западного фронта, тоже переправлявшегося со своим полком через Днепр (правда, несколькими днями позже и в 650 км выше по течению). Напряжение войск было чрезвычайное. Мало кто из бойцов и командиров видел в своей жизни реки такой ширины, не говоря уж о том, чтобы переправляться через них.
Нужно было успеть организованно переправить через Днепр на его левый берег отступающие советские войска и сразу же организовать эффективную оборону. Враг же мечтал деморализовать, расстроить и устроить на Правобережной Украине «котел» нашим войскам Южного и Юго-Западного фронтов и на плечах отступающих преодолеть вставшую перед ними серьезную водную преграду. Нельзя было оставить немцам ни одного моста, ни одной переправы. Встал вопрос и о выводе из строя плотины гордости СССР — Днепровской электростанции, любовно называемой в народе Днепрогэсом.

Сжечь мосты!

Была середина августа 1941?г. За месяц войны уже было немало случаев, когда за взрывы переправ приходилось серьезно отвечать. Например, до сих пор идут споры о правомерности взрывов полковником Малышевом мостов через Днепр в середине июля 1941 г. Счет времени шел не на дни, а на часы. Немцы уже вышли к правому берегу Днепра и даже переправились на находящийся ниже плотины Днепрогэса остров Хортица. Враг вел массированный огонь по плотине, пытаясь помешать переправе по ней через Днепр последних наших частей.
Поредевшему 157 полку НКВД, охранявшему Днепрогэс, врага было не удержать. Плотину нужно было взрывать. Но желающих взять на себя ответственность за взрыв Днепрогэса практически не нашлось, что подтверждают сохранившиеся письменные воспоминания начальника инженерного управления Южного фронта полковника Шифрина.
Командование фронта исключало саму возможность разрушения флагмана советской гидроэнергетики, на строительство которого были затрачены огромные усилия всей страны. Поняв, что никто из командования фронта не готов брать на себя ответственность за взрыв Днепрогэса, Шифрин связался по спецсвязи с начальником Главного военно-инженерного управления генералом Котляром.
На следующий день в инженерное управление Южного фронта пришла подписанная Сталиным и Шапошниковым шифровка: «В случае крайней необходимости разрешается произвести разрушение Днепрогэса». Предлагалось взорвать мост и тело плотины в двух местах, шлюз и мост через шлюз.
Двумя днями позже два бомбардировщика «ТБ-3» на ближайший аэродром доставили 20 тонн тола. С ними же прибыл и подполковник Борис Эпов, имевший репутацию опытного и надежного подрывника. Ему для связи с инженерным управлением фронта был выделен подполковник Аристарх Петровский — начальник технического отдела.
Было 18 августа. Грузовики со взрывчаткой загнали в верхний тоннель (потерн) в теле плотины, так как на самой плотине было опасно находиться из-за обстрела, да и гарантии взрыва не было, любой осколок мог срезать бикфордов шнур.
Рассказывает Тимофей Саламатин (на день взрыва плотины — командир взвода, позже — помощник начальника штаба 516-го отдельного инженерно-саперного батальона): «Фашисты рвались к плотине. Когда личный состав первого батальона бутылками с зажигательной смесью поджег четыре танка врага на подступах к станции, охранный полк НКВД через инспекторские галереи вынужден был перейти на левый берег Днепра. И тут наступил «момент истины». Когда Борис Эпов поджег зажигательную трубку, он увидел бегущего к нему посыльного от члена Военного совета Южного фронта армейского комиссара Запорожца. В руках у гонца был приказ: ГЭС не взрывать, так как планируется провести контратаку, переправив через плотину 10 танков, подхода которых командование ждет с минуты на минуту. Но у Эпова был приказ от своего начальства. К тому же обрезать горящий бикфордов шнур было небезопасно. Все бросились прочь из тоннеля. В 18.00 прогремел оглушительный взрыв. Глыбы расколотого ударной волной бетона напором воды были сброшены в нижнюю часть плотины, в результате вместо расчетных 35 метров образовалась брешь длиной 165 метров, то есть в 5 раз больше расчетной». Такого разрушительного эффекта не ожидал никто.

В инженерное управление Южного фронта пришла подписанная Сталиным и Шапошниковым шифровка: «В случае крайней необходимости разрешается произвести разрушение Днепрогэса». Предлагалось взорвать мост и тело плотины в двух местах, шлюз и мост через шлюз.

Расстрелять было некогда

Узнав о взрыве Днепрогэса, начальник политотдела фронта генерал Запорожец был в панике. «Это диверсия! Где они?! Я лично их расстреляю завтра перед строем солдат!» — вспоминал Шифрин. Оба подполковника — Эпов и Петровский — были немедленно арестованы особым отделом фронта, но из-за передислокации штаба на восток расстрелять офицеров не успели. Следствие продолжалось почти месяц до вмешательства в их судьбу Верховного Главнокомандующего. Исполнению угрозы или даже приговора военного трибунала о расстреле двух подполковников помешала случайная реплика генерала Котляра в кабинете Сталина.

Как Сталин спас нашего земляка

Как рассказывал участник обороны плотины Днепрогэса Тимофей Саламатин, служивший во время войны командиром взвода, позже — помощником начальника штаба 516-го отдельного инженерно-саперного батальона, начальник Главного военно-инженерного управления генерал Леонтий Котляр был вызван к Сталину. Видимо, Верховному самому захотелось принять участие в решении фронтовых проблем.
Дело было в августе-сентябре 1941 г. Сталин поручил Котляру подобрать двух опытных подрывников для выведения из строя Волховской ГЭС. Котляр, видимо, забыл, с кем он разговаривает, и выпалил: «Еще двух подрывников на смерть обречь?» Последовал прямой вопрос Сталина: «Как это — на смерть обречь?» Котляру ничего не оставалось, как сообщить вождю о том, что за взрыв Днепрогэса два подполковника ожидают расстрела. «Как? — удивился Сталин. — Вот перестраховщики!» Судьба Эпова и Петровского была счастливо разрешена. В 6 утра следующего дня арестанты были освобождены.
Возможно, все сказанное — кочующая из публикации в публикацию легенда, но в 1941 г. генерал Котляр действительно не раз был использован Сталиным для решения серьезных фортификационных вопросов. Не знаю, было ли известно подполковникам Эпову и Петровскому, кто избавил их от позорного расстрела? Но до сих пор в фонде Государственного архива РФ №?10035 среди следственных дел Управления Комитета государственной безопасности по г. Москва и Московской области хранится архивно-следственное дело Петровского Аристарха Ферапонтовича…

Мифы

В публикациях в средствах массовой информации и в интернете о взрыве Днепрогэса столько разноречивой информации, что не каждый может разобраться. Особенно красочно описывается, как волна прорыва высотой до 30 метров смела на своем пути все живое даже на расстоянии 150-200 км ниже по течению, в том числе целых две армии и один кавалерийский корпус. Но факты говорят об ином, хотя затопление русла реки ниже плотины имело место, не удалось исключить и жертвы среди мирного населения прибрежных сел и солдат обеих враждующих сторон.
Муссирование в СМИ, и особенно в интернете сведений о сотнях тысяч утонувших — явно плод воображения недоброжелателей советской истории. Сегодня любой старшеклассник знает, что волна прорыва в пойме реки шириной до 20 км гаснет вовсе за 2-3 часа. Если приглядеться к фотографиям взорванной плотины Днепрогэс, то можем заметить, что в целости прибрежные строения ниже нее, да и сама плотина взорвана не на всю ее 30-метровую высоту, а максимум на половину. Нужно учесть, что при взрыве плотины ставилось одновременно две задачи: не позволить врагу перейти по ней на левый берег и сохранить за собой возможность восстановить Днепрогэс в кратчайшие сроки после освобождения Украины, в чем никто не сомневался.

Судьба

А как же сложилась дальнейшая судьба подполковника Петровского? В марте 1942 г. его как грамотного специалиста выдвигают на службу начальником отделения оборонительного сооружения управления Московского военного округа. 23 марта 1944 г. Аристарх Петровский получает воинское звание полковника. Наверное, он бы в будущем стал и генералом, но коварная болезнь (рак) подкосила его — полковник Петровский умер 9 ноября 1944 г. в центральном военном госпитале, так и не успев порадоваться ордену Красной Звезды, которым он был награжден неделей раньше — 3 ноября.

Тело покойного было кремировано. Он увековечен на военном мемориале на Донском кладбище Москвы, а урна с прахом захоронена на Введенском кладбище. В Москве, в одном из домов в Сиротском переулке (сегодня это улица Шухова) оставалась жить его супруга Маргарита с дочерью. Теперь и их нет в живых. Остался ли в живых кто-то из родных сегодня, еще предстоит выяснить.
И, конечно же, нужно достойно сохранить память об Аристархе Петровском и в родной деревне Юнга Моргаушского района.