Юрий Грымов: Чебуреки – Чебоксары – Чебурашка

«Еду в поезде «Чебоксары–Москва» с чебоксарского кинофестиваля в Чувашии. И решил воспользоваться современными технологиями – опубликовать пост на блоге (дневник в Интернете. – Прим. ред.), не выходя из поезда», – так начал известный режиссер рассказ о поездке для читателей своего виртуального дневника.
Раньше он был знаком со столицей Чувашии только благодаря изысканиям крокодила Гены в словаре.
– Чебуреки я ел, Чебурашку любил, а что такое Чебоксары – не понимал… – пишет Юрий Грымов дальше. – И неожиданно ко мне поступает предложение открыть международный чебоксарский кинофестиваль моим фильмом. Я подумал: вот оно, свершилось!.. Сегодня цепь замкнулась: я побывал в Чебоксарах и понимаю, что это чистый уютный город, с низко-этажной застройкой (в центре), с милыми людьми, просторный и зеленый.
А вот реакция зрителей на его творчество Юрия Грымова не удивила. – Был полный зал людей, и была реакция после… Многие чебоксарцы (и мы это знали) оказались просто не подготовленными к такому кино, как «Чужие». И поэтому зритель вышел, мягко сказать, ошарашенным. Я получил многочисленные отклики на следующий день… После пресс-конференции у меня была встреча со студентами университета культуры и искусств. Могу поделиться: это открытые, современные и динамичные люди.
Короткая поездка в Чебоксары вдохновила режиссера на откровенные размышления.
– Если говорить о возрождении России, о возрождении здравого смысла, государственности, то, я думаю, это может произойти только через регионы. Потому что Москва – это большой офис. Только в регионах существует жизнь, и существуют люди, которые переживают и которые думают шире, нежели исключительно только о том, как заработать. И если США – это большой бизнес-проект, который сейчас прогорел, то Москва тоже бизнес-проект, – без души, без здравого смысла, коррумпированный и предельно жесткий. И жизненной перспективы для кино здесь не существует, движение существует в регионах. И со всеми этими разборками в Союзе кинематографистов сами кинематографисты забыли, что существует просто зритель.