Разведчик вел фронтовой дневник в письмах.
В номере за 7 мая 2025 года мы рассказывали о сборнике фронтовых писем, который выпустил к юбилею Победы Чувашский национальный музей в рамках спецпроекта «В этом письме остаюсь жив…». Напомним, в антологию вошло более двухсот весточек, написанных в годы Великой Отечественной войны нашими земляками. Как отметили на презентации составители книги, каждый солдатский треугольник они не просто изучили, прочли, перевели и расшифровали, но и пропустили через свою душу.
Солидное место в сборнике занимает корреспонденция Владимира Андреевича Кобякова, насчитывающая около двух десятков писем. Мы уже упомянули о фронтовике в нашем майском материале, но вскользь. Между тем его судьба, как и трогательные сообщения, адресованные супруге и детям, заслуживают отдельной публикации.
«Сколько любви и заботы в посланиях разведчика Владимира Кобякова. В довоенное время он вместе с семьей жил в Алатыре, работал начальником учебных мастерских. «Родная Натуся», «кисулинка» — так нежно обращался он в письмах к любимой супруге. А когда писал сыновьям Адику и Рудику, еще и рисовал цветные иллюстрации», — рассказывала на презентации сборника сотрудник научно-фондового отдела ЧНМ Ираида Яковлева.
В алатырских мастерских
К сожалению, о Кобяковых хранится совсем немного информации. Музейщики сообщили, что старший лейтенант пропал без вести в феврале 1943 года, и дальнейшая судьба его семьи неизвестна.
Заинтересовавшись этой историей, мы позвонили в Алатырский краеведческий музей, чтобы узнать дополнительные сведения о Владимире Андреевиче и его домочадцах. Главный хранитель фонда Елена Раздьяконова рассказала, что, согласно анкете, заполненной когда-то самим Кобяковым при приеме на работу, родился он в 1910 году в Нововолынске (ныне город относится к Волынской области Украины). В личном листке по учету кадров записано, что семья была крестьянская. До начала Великой Отечественной войны Владимир уже служил в Красной Армии. А с 1924-го по 1929 годы, согласно сохранившимся источникам, учился на отделении «Защита растений» Биостанции имени К.А. Тимирязева в Москве. Как Кобяков оказался в Алатыре, точно неизвестно, но можно предположить, что попал в Чувашию по распределению после окончания обучения.
Из истории Алатырского электромеханического завода известно, что в 1935 году на месте слияния Суры и Алатыря были созданы мастерские Чувашлесдрева, которые специализировались на выпуске запасных частей для лесозавода, и возглавлял то производство Владимир Кобяков. С января 1939 года на базе предприятия организованы Центральные ремонтно-механические мастерские (ЦРММ) по ремонту автомобилей и тракторов. В годы войны там восстанавливали боевые машины, затем их направляли на фронт.
Не терял надежду
Владимира Андреевича вновь призвали в июне 1941 года. На тот момент он уже был женат. Вместе с супругой Натальей Андреевной (в девичестве Шебановой) воспитывал двоих сыновей — Адика и Рудика.
После мобилизации Кобяков первым делом прошел военную подготовку в Горьковском инженерном военно-политическом училище. А с октября новоиспеченный разведчик был переброшен в Сталинград. В письме домой от 17 декабря Кобяков сообщает, что неожиданно его подразделение снялось с места, и бойцы выехали по закрепленным частям.
По словам музейщиков, фронтовые письма — это ценные источники информации о войне, но одновременно они наполнены глубокими переживаниями авторов. Благодаря душевным строчкам сегодня мы можем понять, что чувствовали в то суровое время наши защитники Родины. Для самих же воинов настоящими сокровищами были письма, приходившие из дома. Однако в военно-полевых условиях их трудно было сохранить. Тем не менее бойцы с нетерпением ждали вестей от семьи: они поднимали дух солдат, давали своего рода установку, за кого и ради чего они воюют.
«Письма от близких — это, оказывается, большое дело. Ты себе не представляешь, как хорошо себя чувствуешь, когда получаешь письма. И наоборот: писем нет, думаешь о том и о другом — в общем, плохо», — признавался супруге Владимир Кобяков.
Каждое его письмо пронизано тоской по родному дому. По корреспонденции можно проследить, как менялось настроение автора от письма к письму. В первых сообщениях Владимира Андреевича было больше смелости, надежды на скорую Победу. «Будьте уверены и спокойны — Адик и Рудик никогда не попадут в руки этим гадам-фашистам», — не сомневался воин-отец. Однако в последующих сообщениях он предупреждал жену: «Ты должна беречь себя, ребят и всю семью. Нужно подготовить себя не к недельной разлуке, а к длительной. Ты не думай, что эта война кончится через месяц, два, три. Нет. Это будет продолжительная война, возможно, затянется не на одну зиму. Так что нужно ко всему быть готовым».
Но как бы ни было тяжело и трудно, Кобяков никогда не раскисал и не впадал в отчаяние. «Всю свою боль, свою тоску по вам я превращаю в удесятеренную ненависть к врагу и в энергию — только победить. Нас таких много, и мы победим, как бы враг не изощрялся», — не терял он надежду.
«Я настоящий, честный солдат, да, солдат — нашего Отечества.
Я буквально не боюсь, не моргнув, умереть за своих…»
Из письма Владимира Кобякова
Отцовские письма-рисунки
Отдельного внимания заслуживают умилительные письма сыновьям. Отец не просто писал, но и слал чадам красочные рисунки, выполненные цветными карандашами, и, в свою очередь, просил ребят нарисовать что-то в ответ.
Судя по тому, что глава семейства часто интересовался учебой Адика, как и что он читает и пишет, старший сын во время войны учился в школе, на момент переписки ему было примерно 12 лет. Но в одном из писем отец беспокоился, что Адику приходится работать. «Жаль мне его, уж очень рано, пусть работает, но смотри не упусти его из рук, не оставь его без образования» — делился он мыслями с супругой. — Тогда и ему, и тебе в десять раз тяжелее жить будет». Ну а Рудик, скорее всего, был детсадовского возраста — лет пяти-шести, но уже умел читать и писать.
«Здравствуй, милый сыночек Рудинька! — ласково обращался к младшему сыну Владимир Андреевич. — Твои рисуночки в мамином письме получил, большое тебе спасибо. За эти рисуночки целую тебя много-много раз и шлю тебе свой рисунок — мишку (медведя), лисицу и дикого голубка, а внизу грибы, велосипедиста, машину и коня. Я, дорогой, скучаю, хочу тебя целовать, гулять с тобой по двору, ходить по улице. Вот уж приеду, тогда мы с тобой целыми днями будем гулять. Целую тебя крепко-крепко…»
Отец рисовал для сыновей природу, животных, дома, военные парады, картинки из «мирной» фронтовой жизни. А к иллюстрациям делал подписи: «Здесь и звери, здесь и птицы, с кем ты хочешь подружиться?» или «Ты не дразни и не пугай — я говорящий попугай».
Трогательны письма Кобякова и к старшему сыну: «<…> Ты пишешь, что много собрал грибов, был на экскурсии. Молодец, это очень хорошо. Я позавчера в выходной день тоже много собрал грибов. У нас их так много, что я никогда столько не видел. Если бы я был в Алатыре, мы с тобой бы собрали целый ящик и насолили бы полную бочку. Ну ладно, вот приеду, тогда сходим вместе в лес. Учись хорошо. Слушайся маму. Целую тебя крепко. Твой папа». К письму, датированному 16 сентября 1941 года, Владимир Андреевич приложил рисунок живописного Байкала, изобразил озеро, горы, железную дорогу, тоннель.
Пока кипит кровь
Фронтовик старался оградить семью от ужасов войны, отвлечь их хорошими, добрыми мыслями, воспоминаниями и мечтами. С другой стороны, для него самого это была отдушина, ниточка к дому, за которую нужно держаться, сражаться. Но бывали и тяжелые минуты, когда он не мог молчать:
«Здравствуй, дорогая Натуся! <…> Вчера ходил по Ростову и знакомился с жизнью населения во время пребывания немцев. Неслыханные зверства творили тут (как и везде) немцы. Расстреливали буквально всех тех, кто им в чем-нибудь казался подозрительным. Да какой там черт подозрительным — когда детей грудных, мальчиков, девочек и женщин выкуривали из домов огнем, потому что все прятались, и при выходе из дома в них стреляли из автоматов.
Около домов были навалены трупы горами — это все мирное население. Вот около того дома, где была расстреляна семья Рождественского (профессора), было много убито и других, а дом сожжен, стоят только стены. Кто раньше из населения сомневался в чудовищных зверствах, теперь убедился, и все с нетерпением ждут, когда эту свору уничтожат…»
В феврале 1942 года Владимир Андреевич сообщал жене и детям, что служит в разведке, выполняет боевые задания, в мае он получил небольшое ранение в ногу, но отделался легкой царапиной.
«…Сейчас ночь, уже одиннадцать часов. Я со своими боевыми друзьями нахожусь в избушке, горит свеча. Ребята мои немного устали и, плотно поужинав, сегодня отдыхают — крепко спят. Командир части (Миша Зильберман) тоже спит, немного похрапывает. Гул артиллерийской перестрелки никого из нас не беспокоит, все по-нашему, как обычно, но мы зорко следим за всем», — описывал разведчик минуты затишья.
Но все чаще ему приходилось писать в экстремальных условиях — буквально под пулями. «… Три бомбы разорвались в 20-15 метрах от меня. Идет артиллерийская перестрелка, с 12 и по 18 мая мы немчуру так гнали, что он бежал без оглядки. Сейчас перестрелка и только, но, думаю, через несколько минут опять двинемся вперед. Мы все время наступаем, немчура отступает, оставляя убитых и раненых, подбитые танки», — рассказывал Владимир Андреевич.
В летней корреспонденции 1942 года (когда как раз шли ожесточенные бои под Сталинградом) он много описывал боевые эпизоды. В зимних письмах 1942-1943 годов сообщал, что назначен командиром разведроты, с гордостью хвалил своих ребят, которых во фронтовых газетах называли «кобяковцами».
«Тринадцать суток мы ходили по тылам противника, разведывая передвижение его войск, выявляя его склады боеприпасов, посадочные площадки (аэродромы), стоянки танков и автопарки. Много мы ему сами воздали, перерезали кабели связи, уничтожали часовых, наводили панику в селах, где размещались их штабы. За это время на мою долю выпало уничтожить 18 немецких солдат и офицеров. Трое суток мы жили в болоте, 4 суток в траве и в пшенице, а остальное время на чердаках в тех домах, где жили немцы. Интересно, мы на чердаке, а в хате немцы. В трубу подслушиваем, что они делают, а ночью не даем им осуществить свой план, неожиданно такой тарарам устроим, что им тошно становится», — рассказывал о фронтовых буднях командир. И просил супругу сохранить письма о своих боевых делах. «Когда кончится война — интересно будет, и мне они потребуются. Это будет вместо дневника, а то я забываю», — рассуждал он.
Последние письма Наталье и сыновьям датированы 18 января 1943 года. «Дела идут неплохо <…> Немца гоним как собаку. Теперь наша взяла. Гонор у них съехал. Сами стали говорить, что Гитлеру капут. А, в общем, сволочи отвратительные: сопливые, мерзлые и голодные…» — с ненавистью к врагу сообщал Владимир Андреевич перед выполнением очередного боевого задания. И признавался, что очень тоскует и мечтает побывать дома хоть денек.
«Теперь трудно представить быструю встречу. Гораздо проще думать о том, что встреча может не состояться, мало ли что может быть со мною сегодня ночью, завтра…» — словно предчувствовал он скорую гибель. Но все же не падал духом: «Жди меня, милая, не простым человеком, если приеду, то только героем, не иначе. Всю злобу такой тоски я сегодня дам почувствовать не одному, а многим поганым фрицам. Пусть их семьи тоже тоскуют, пусть знают, что значит разлука, которую они нам навязали. Пусть сами эту разлуку получат. Иду, иду ловить, бить, крошить — пока кипит у меня кровь, пока работает у меня разум. <…> За семью свою, за друзей погибших, за всех вас я сегодня посвящаю свою операцию».
Мальчишкам напоследок отправил два небольших красочных послания с подписью «на память»: Адику — рисунок веселого натуралиста, Рудику — картинку с двумя медвежатами…
Как родные братья
Следующие два письма, включенные специалистами Чувашского национального музея в сборник, написали Наталье Андреевне уже сослуживцы Кобякова. О том, как Володи не стало, рассказал друг Николай Гайбназаров в письме от 2 августа 1943 года. По словам автора, дело было в конце февраля.
«…Володя вызвал к себе меня и одного старшину и сказал, что на старом месте остался один раненый, надо его выручить во что бы то ни стало. Мы повторили приказание старшего лейтенанта Кобякова Владимира Андреевича и пошли выручать товарища», — писал Николай. После выполнения задания 28 числа группа вернулась в часть. И тут бойцы узнали, что старший лейтенант Кобяков убит во время выполнения другого задания и похоронен на станции Варваровка в селе Буденовка под Павлоградом.
«Мы с Володей жили хорошо, воевали вместе, за языком ходили вместе, и, наконец, мы с Володей считали, что мы как родные братья», — с горечью признавался Гайбназаров.
Второе письмо было коллективное. «Наталья Андреевна! — писали однополчане Кобякова. — Примите наш боевой привет и передайте его своим детям, детям отца-героя и нашего друга, товарища — Владимира Андреевича Кобякова. <…> Ваш муж, а ваш, дети, отец погиб смертью отважных разведчиков, его примеры, его боевой дух никогда не выйдут из наших сердец. Мы всегда будем помнить его, мы будем до последнего вздоха мстить за своих товарищей, за издевательства над нашими братьями, сестрами, детьми, отцами и матерями. <…> Мы сегодня идем в бой, и в наших сердцах идет вместе с нами дух вашего мужа, вашего отца. Не печальтесь, пишите нам письма, мы будем отвечать вам. Боевые друзья по оружию вашего мужа: Михаил Соколиков, Николай Гайбназаров, Виктор Шадрин и другие».
Редакция «СЧ» надеется, что родные командира разведроты Владимира Кобякова еще расскажут газете и нашим читателям о том, как сложилась судьба его домочадцев. Проникновенные письма воина-отца настолько трогают за душу, что невольно начинаешь переживать за Адика и Рудика. Хотелось бы верить, что у Натальи Андреевны и ее сыновей сложилось все хорошо, а внуки и правнуки Владимира Андреевича хранят историю фронтового пути родного героя, который продолжает жить в своих нетленных письмах.
Фотографии и документы предоставлены Чувашским национальным музеем и Алатырским краеведческим музеем
По данным Чувашского национального музея, во время Великой Отечественной войны Владимир Кобяков служил разведчиком 325-й отдельной разведывательной роты 244-й стрелковой дивизии. Награжден орденом Красной Звезды и медалью «За оборону Сталинграда».
К сведению
Проект «В этом письме остаюсь жив…» реализуется при поддержке Фонда президентских грантов и Минэкономразвития Чувашии.
