ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ВОЙНЫ
Голод, холод, непосильный труд… Со слезами на глазах вспоминает Евдокия Николаевна Ешмейкина из села Атнары Красночетайского района о тяготах военных лет, никому не желая пережить то, что выпало на долю ее поколения…
ДАЖЕ ВСПОМИНАТЬ НЕ ХОЧЕТСЯ
В июле нынешнего года труженице тыла исполняется 95 лет, но столько ей не дашь. Маленькая, сухонькая, не по годам проворная, она с порога покорила лучезарной улыбкой. Услышав просьбу рассказать о военных годах, не сдержала слез и горько вздохнула: «Трудно было, даже вспоминать не хочется…»
Росла Евдокия в многодетной семье. Родители сами много трудились и пятерых своих детей с малых лет приучали к работе. Все они с детства умели и лошадей запрягать, и серпом жать, и снопы укладывать в копны. Двор был полон скотины: и лошадь, и коровы, и овцы, которые тоже требовали ребячьей 
заботы. Хотя у Евдокии было два брата, ходить в ночное с лошадьми было ее обязанностью. «Бойкая я была, – чуть смущаясь, говорит о себе ветеран труда, – потому и дома, а затем и в колхозе везде меня посылали».
Много учиться девушке не довелось, окончила всего четыре класса. «Работать надо было», – лаконичен ответ. И про трудности в семье, например, что дом сгорел, – вскользь.
Только-только сумели избу отстроить – война началась.
И КОНЯ ЗАБРАЛИ…
В день, когда до села дошла весть о начале войны, в Атнарах вышли на сенокос. И вдруг прибежали из сельсовета: Германия на нас напала… Закричали, запричитали женщины, а Евдокия подумала: «Брата заберут, как мы будем? Не успели Василия оплакать…» Василий, самый старший из детей, трагически погиб за несколько дней до войны.
На фронт брали не только сильных и работоспособных мужчин, но и крепких, упитанных лошадей. «Нашего серого коня сама выкормила-вырастила. Любила ездить на нем верхом. Ухаживала, холила, – слышится сожаление в голосе женщины. – Однажды и мне велели ехать с ним в райцентр…»
Комиссии конь понравился. «Попросили на нем пройтись туда-сюда, одобрительно улыбнулись и сказали: «Годен». Слезла я с коня, обняла его и заплакала. Наверное, и он плакал… Говорят ведь, что лошади очень умные животные, почти как люди».
Пришла домой, отец навстречу: «Доченька, а где конь-то? Почему сегодня пешей ходишь?» Погоревали вместе. А что делать? Все тогда для фронта отдавали…
СУРСКИЙ РУБЕЖ
О
дин за другим уходили мужчины на войну, ушел и брат Яков. «Не суждено было вернуться ему, – опять наворачиваются слезы на глаза Евдокии Николаевны. – А вскоре после похоронки на него (не помню год) умер и отец. В войну из Атнар уходили не только на фронт, но и в трудармию. И отец работал где-то, там и заболел. Домой в буквальном смысле слова на четвереньках приполз, и через три дня его не стало… Остались мы в семье одни женщины… Натерпелись…»
«Какие лютые морозы были в первую военную зиму, доходили до 40 градусов, – ежится собеседница от горьких воспоминаний. – Отправили нас, девушек и молодых женщин, копать окопы вдоль Суры (копали мы в своем районе, около деревни Питеркино). Лицо и руки леденели от холода. Одежонка плохонькая, на ногах лапти… Чтоб обогреться, бегали по траншеям, разводили костры. Спасало мало – люди простужались, болели».
Питание было скудное. Завтракали и ужинали супом, а на обед брали кусок хлеба (на сутки выдавали 400 г). А норму – для мужчин 2 кубометра в день, для женщин 1,75 кубометра – несмотря ни на что, надо было выработать. Земля мерзлая, трудно поддавалась, приходилось долбить сантиметр за сантиметром.
Затемно шли на рабочее место и заканчивали трудовой день вечером, ничего уже не было видно, но работу бросать не разрешалось. Таково было указание, и его никто не обсуждал. Понимали, что это нужно. «Ударно работали, боялись, что немцы дойдут до нас».
Придя домой, измученные, мокрые, голодные, в первую очередь высушивали лапти в печурке. А молодость брала свое. И петь хотелось, и танцевать. Однажды подружки (вчетвером жили в тесной землянке) так расшалились, что обрушилась печка… Поругал бригадир да перевел в общий барак.
В январе вернулись в родную деревню… Но и здесь не стало легче. Остались только старики, женщины и дети. И все работы – и колхозные, и домашние – легли на их плечи. «Тем не менее поля не пустовали, – не без гордости говорит Евдокия Николаевна. – Мы пахали землю сохой, засевали вручную, жали хлеба серпом, а долгими зимами обмолачивали. Работали без выходных, недоедали, недосыпали… Девиз был один: «Все для фронта, все для победы».
ПРИВЫКЛИ РУКИ И К ТОПОРАМ
А фронту требовалось много чего – продовольствие, вооружение, оборудование, лес для оборонительных сооружений, строительства мостов, переправ… Красночетайский район – край лесной. И пришлось Евдокии с подружками взяться за пилы и топоры.
…Пилили вручную толстые дубы. Утопая по пояс в снегу, вчетвером тянули двуручную пилу… «Штаны тогда женщины, как сейчас, не носили, – глянув на мои брюки, грустно улыбнулась Евдокия Николаевна. – Да и не было тогда фабричной одежды, надевали свои чувашские рубахи с кружевами по подолу. К вечеру превращались они в тяжеленные сосульки, а лапти и вязаные в одну нитку чулки – в пудовый ледяной панцирь…»
Ежедневно нужно было заготавливать четыре кубометра дров. Уложиться в норму было неимоверно тяжело. Спасало то, что все были молодыми, привыкшими к тяжелому крестьянскому труду. А еще добрые шутки и смех. Когда возвращались, даже песни распевали. Про любовь и разлуку, про войну и ратный подвиг…
«А знаете, каким счастьем показалось, когда однажды за перевыполнение нормы накормили блинами… Ведь мечта-то одна в те суровые зимы была: поесть досыта да поспать вдоволь, – опять тянется рука за платком. – А придешь из леса, пока лошадь распряжешь, отведешь ее в колхозную конюшню, одежду мокрую сушиться развесишь – глядишь, уже за полночь перевалило, на сон оставалось два-три часа…»
И так все годы войны. О том, что она, проклятая, кончилась, узнали на току, весной дообмолачивали хлеб… Кто плачет, кто пляшет, а кто и поет – радость великая, со слезами на глазах…
ПУСТЬ НИКОГДА НЕ ПОВТОРИТСЯ
«Да ну ее, войну, давай не будем больше вспоминать, – перевела разговор на сегодняшний день ветеран. – Жизнь сейчас хорошая, дрова готовить не надо. Четыре внучки у меня, правнуков семь. Вот это счастье. Рядом любящие дочь, зять. А что еще надо? Те, кто сегодня жалуется на трудности, просто не жили плохо, не испытали настоящих лишений».
«Бабушка, ну что ж опять главного не сказала? – вмешалась внучка Алина, гостившая в тот день у Евдокии Николаевны. – Скромная она у нас, бесхитростная. Не расскажу я, не скажет…»
После окопов зимой сорок второго послали Евдокию вместе с еще 11-ю девушками на лесозаготовки в Ивановскую область. Ехали в товарном вагоне. Когда сходили, девушка поскользнулась, и нога попала под вагон. Вытащить не успела – поезд тронулся. Только вечером обнаружила, что оторвало три пальца… Но о происшедшем никому не сказала, перевязала – и на работу… Так никто и не узнал, какие мучения терпит Евдокия. Врачевала она себя сама – благо еще мать научила лечиться травами.
Вспоминая о том, как со слезами надевала лапти на больную ногу, парирует внучке: «Ну, сказала бы, от этого болеть нога перестала бы? Тогда всем было больно – похоронки в село приносили почти ежедневно, да и односельчане возвращались кто без ноги, кто без руки… Мне больно было делать первые шаги, а потом как-то забывалось – за сохой да за пилой не до того было».
Юбилейной медали к 70-летию Победы, вручить которую пришел глава Атнарского сельского поселения Александр Кузнецов, ветеран обрадовалась: «Не забывает государство…» Посмотрев на награду, засиявшую на груди, опять заплакала: «С кем тогда вместе работали, делили слезы и горе, никого теперь уже не осталось… Пусть будет проклята война и никогда не повторится!»
СПРАВКА «СЧ»
По территории Чувашской АССР Сурский рубеж проходил вдоль Суры по линии «с. Засурское Ядринского района – д. Пандиково Красночетайского – с. Сурский Майдан Алатырского районов – Алатырь» до границы с Ульяновской областью.
