Бескозырка белая, в полоску воротник…

Наверное, в Беломорской флотилии Северного флота Мария Алексеевна Кожевникова (Волкова) из села Ишлеи была единственной женщиной, которой вопреки всем морским традициям разрешали подниматься на любой боевой корабль. Сегодня о тех далеких днях 98-летняя участница Великой Отечественной войны вспоминает с улыбкой и грустью. Долгие три часа я слушаю ее, не замечая времени. Она с одного события перескакивает на другое, возвращается к уже рассказанному, вспоминает, как рыла окопы на оборонительных рубежах… И складывается полная удивительных событий палитра ее жизни.

Накануне грозы

— После школы я поступила в Чебоксарский кооперативный техникум, была там на хорошем счету. Техникум тогда находился рядом с пединститутом, а пединститут — где сейчас главпочтамт. Забор нашего техникума сохранился до сих пор, но самих зданий уже нет. Я поступила туда в 1936-1937 учебном году, в 1940-м окончила, а с 1 августа того же года начала трудовую деятельность. У меня 74 года трудового стажа.

Семья у нас была очень бедная, когда я в техникуме училась, два года подряд на улицу почти не выходила — у меня не было зимнего пальто. Девчонки давали свои, когда надо было куда-то сходить.
Очень жалею, что не получила высшее образование. Меня уговаривали пойти учиться в пединститут, а я говорю: «У меня одно единственное платье, одна юбка, зимнего пальто нет, надо работать, мне надеть нечего». Так и не пошла, осталась со средним образованием, о чем очень жалею. Всю жизнь мне очень хотелось учиться. У меня три брата, и все кандидаты наук.

Первое задание

Уже в техникуме мы изучали не только винтовку Мосина, но и настоящие минометы, выходили стрелять из них в поле. Но все равно война наступила неожиданно.
Я уже работала в районе по направлению, нам предстояло составить полугодовой отчет. Всех экономистов, бухгалтеров районных собирали на кустовое совещание. Оно должно было состояться в Шумерле. Автобусы туда не ходили, поэтому мы втроем с председателем райпотребсоюза и главным бухгалтером положили вещи на подводы и отправились пешком.
А в Шумерле у железнодорожной станции плачут женщины и дети. Каждый военнообязанный, если начнется война, должен был самостоятельно, без приглашения явиться в военкомат. Люди пришли, и их уже отправляли. Там стон стоял ужасный. Вот в такой обстановке у нас совещание состоялось. Нам сказали: «Езжайте срочно обратно. Все винно-водочные изделия в сорок градусов взять на учет, ни одной капли не расходовать».
Мы поехали обратно, обошли ночью все свои торговые точки, все спиртное в одном месте собрали, закрыли и доложили, сколько его у нас. Такое мы срочное задание получили. А правительство потом по фронтам распределяло — люди же замерзали.
Вскоре нам, комсомольцам, дали другое задание. В район прибыли эвакуированные из Ленинграда и Москвы, в основном женщины с детьми. Мужей их отправили с фабриками-заводами, а жены к нам эвакуировались. Их нужно было разместить по деревням, устроить, найти квартиры, выдать по 10 кг муки. А никто не хотел пускать к себе чужих людей, тем более с детьми. Наши не знают русского языка, эвакуированные — чувашского. Но мы справились. Ходили по деревням, устраивали. Потом люди привыкли, эвакуированные работали в колхозах…

Утром — пшенка, вечером — пшенка…

Осенью-зимой 1941 года никто не говорил — Сурский и Казанский оборонительные рубежи. Тогда все было скромнее, речь шла о рытье окопов и противотанковых рвов. Нас вызвали в райком комсомола и сказали: «С завтрашнего дня вас увольняют, с работы отпускают и сразу отправляют на рытье противотанковых рвов на берег Суры». Это по старому руслу, в Красночетайском районе, у деревни Мижеркасы. На квартире мы спали на полу по 10, по 15 человек. На одну полу пальто ложишься, другой укрываешься. Я тогда только купила свое первое пальто, в этом новом пальто и пришлось окопы копать.
Техничка райпотребсоюза дала мне свой халат, чтобы можно было сверху надеть, вот этим халатом я свое пальто и спасла немножко. Обувь — в чем ходила, в том и работала. Я не помню, какие-то полуботинки были мужские. Не помню, чтобы нам выдавали какие-нибудь рукавицы, работали в том, в чем приехали.
Хозяйкам домов, где нас разместили, выдавали лишь пшенную крупу. Они утром нам ее варили, вечером приходим — на столе та же пшенная крупа на воде. Потом им сказали — сколько картошки дадите нам, столько мы вам вернем пшенной крупой. Они нам давали картошку, и мы ее пекли в горячей золе. С тех пор я пшенную крупу никогда не покупала и не покупаю. А мясо… Какое там мясо — капельки жира не было. От деревни до места работ — два километра, каждый день мы ходили пешком туда и обратно…

По законам военного времени

Норму надо было выполнять каждый день. Не выполнишь — ругают, грозят трибуналом… Мой будущий муж и его мать тоже были со мной на окопах. У них дома корова отелилась, ее надо было доить, за теленком ухаживать. Моя будущая свекровь, Анисия Григорьевна, без разрешения уехала с этих окопов, и ее взяли под стражу. Две недели она просидела в заключении. Сын приехал, поднял скандал, и ее отпустили. Нельзя было отлучаться с работ, по законам военного времени могли наказать как мобилизованных. А за теленком и коровой соседи смотрели.
В деревне была церковь, в помещении которой работал клуб. Целый день работаем, а вечером идем на танцы — молодость брала свое. Муж каждый вечер приносил мне кусочек пирога или хлеб — их семья жила в пяти-шести километрах от Мижеркасов.
Какие танцы танцевали в то время? Краковяк в основном, что-то еще. Я уже не помню названий. Не помню, какие пели песни. Не помню ничего кроме того, как мерзли и работали на окопах. Земля была мерзлая, не поддавалась, пока ее расковыряешь… Мужики сверху пешней или ломом работают, а мы вслед за ними лопатой откидываем.
Страшная, тяжелая была работа. Но ее надо было делать, и мы делали. Верили, что справимся, даже в голову не приходило, что не справимся. И, конечно, каждый хотел вернуться домой, к своей семье.
Как и что строить — подсказывали военные инженеры, которые тоже были там. Фамилий их не помню уже. Эвакуированных женщин на окопах не было, они в колхозах работали. Они все с детьми были, у каждой по трое-четверо…
Зима была очень суровая, холодная. Птицы замерзали и падали на землю, особенно воробьи. Но случаев, когда кто-то заболевал или умирал, у нас не было. Видно, некогда было болеть. Да и врачей мы там не видели — наверное, их мобилизовали на фронт. А когда мы завершили работы, нас просто отпустили домой. Сказали: «Больше копать не будем».

Призыв

«Это было в 1942 году. Однажды меня вызвали в военкомат и сказали, что надо поехать в Казань на какие-то трехмесячные курсы. Я говорю: «В Казань не поеду, отправляйте меня сразу на фронт!..» А в следующий раз меня вызвали и сказали: «Через два часа — выезд!»
А мне что — вышла и пошла. Пришла в райпотребсоюз обратно, а мне уже расчет составили, уже уволили, сухари принесли. В райпотребсоюзе хлебопекарня была, сухари сушили для фронта. Оттуда 4 кг сухарей мне выписали на дорогу.
Через два часа прибыла к районному клубу. Нас четыре девушки было — одна медсестра и две такие же служащие, как я. Все из других районов — за своих, видимо, заступались, а за нас никто не заступился. Списки комсомол составлял. Посадили нас на подводы и повезли в Шумерлю, где уже ждали военные моряки Северного флота. Они нас и забрали.
На станциях в туалет выпускали по одному — боялись, как бы мы не сбежали. Нас, девчонок, собрали из Горьковской области и Чувашии, всего 250 человек. Из Чувашии подружка со мной была, Захарова Наталья Григорьевна, мы с ней всю войну вместе были.

Любовь и война

С мужем мы познакомились еще до войны. Его мать, будущая моя свекровь, в этот день пироги стряпала. Она пирог мне принесла в дорогу. А будущий муж проводил меня до Шумерли — шел пешком рядом с подводой.
Он тогда дал мне десять монет копеечных и сказал: «Чтобы мы встретились, сохрани хоть одну монету». Я сохранила две монетки, остальные растерялись по дороге. Он свои тоже сохранил. О любви мы не говорили. Дружили, разговаривали. Обнимались, что уж там говорить. Целовались ли на прощанье? Нет, конечно, народ же кругом.

Продолжение — в одном из следующих номеров

Фото автора
Такой красивой девушкой запомнили Марию Волкову краснофлотцы Беломорской флотилии.

Публикуется в рамках проекта «Рубежи нашей памяти», выходящего при поддержке Мининформполитики Чувашии