Искусство — философия, художник — ученый
В изобразительном искусстве не так много людей, чьи имена напрямую вызывают ассоциации с Чувашией, ее народной культурой, мифологией, с особым видением мира чувашского народа. Владимир Агеев — один из них.
Тонкий карикатурист (старшее поколение помнит его сатирические рисунки для журнала «Капкан»), замечательный график и иллюстратор (по его иллюстрациям знают чувашские легенды и сказания дети 80-х), живописец со своей уникальной стилистикой, узнаваемой с первого взгляда. Несмотря на то что 2 апреля художнику исполняется 90 лет, он продолжает активно работать и удивлять своего зрителя.
— Меня спрашивают: что такое жизнь? Вот, отвечаю, я и хочу понять, для того и рисую. Я не переживаю, примут ли мои работы, — мне все равно, хватит и того, что я сам через них что-то познавал каждый день. Ругаю только тех, кто плохо делает краски. Вот нарисуешь, год полежит — а там уже другие цвета. Вот это я считаю предательством.
Теперь я не так чувствую, как раньше. Глаза не так видят, уши не так слышат, оптимизм уже не тот. Я был страшный любитель жизни. А со временем человек тухнет, гаснет. Вот об этом я молодежи хочу сказать — прошедшее время не вернешь. Надо сразу жить правильно.
Рисовать — святое дело. И Бог мне, простому чувашу, доверил это дело. Своей профессией начал жить — и этим я кончаю. За это очень благодарен Творцу!
В минувшую пятницу в художественном музее открылась его выставка «Любовь и сила», на которой представлено более 100 работ, созданных за последнее десятилетие, большая часть — в 2020-2022 годах. И она претендует на звание ярчайшего события года в художественной жизни республики. При том, что в работах сохраняется неповторимый «агеевский» живописный язык и художник работает над своими излюбленными темами, он совершенно по-новому подходит к цветовому решению картин, выходит на иной уровень обобщения форм. Как пишет куратор выставки, искусствовед Анастасия Булганина, манера исполнения схожа с импрессионистической: «Сила обобщения не мешает художнику с помощью цветовых контрастов добиваться ощущения «движения» композиции: природа живет, люди идут, реки текут, кони мчатся — еще мгновение, и изображение изменится. Автор виртуозно использует игру света и цвета, словно сплетает свои полотна из цветовых мазков, которые на расстоянии собираются в целостную, богатую по цветовой гамме картину».
На открытие выставки сам художник по состоянию здоровья прийти не мог, но незадолго до этого нам удалось взять у него небольшое интервью. Владимир Иванович рассказал о своей не прекращающейся работе и большой жизни художника, которую он считает по-настоящему счастливой.
— Я родился в 1932 году, 2 апреля, в Яльчиках. Отец был фотограф, мать колхозница. Учился 8 классов, потом художественное училище окончил, потом кое-где учился — и постоянно рисовал. Рисовать, трудиться — это тоже учеба. Кто рисует из всей своей жизни 5 лет, а я — 90! Кто имеет хорошее образование? Тот, кто работает. Я никого не спрашиваю, все сам знаю, что хорошо, что плохо, что правильно, что неправильно. Художник должен быть ученым, должен уметь видеть и слышать, и думать…
— А не было у вас желания пойти дальше, поехать учиться в Ленин-град, в Москву?
— Надо учиться у себя дома, работая с карандашом в руке, а не в другом городе в академии. Надо свое развивать, своим гордиться. Мы образовались как нация, со своей культурой, самобытной религией, своим познанием действительности. Никто так не может преклоняться перед природой, как мы. Еще Миттов говорил: «Я хожу по тропам, по своим знакомым тропам, потому что они мне родные. А в чужом месте себя не чувствую ловко». Я чувашскую речь, стихи воспринимаю от всей души. Сколько я читал «Нарспи»! И опять хочется читать и рисовать ее хочется.
— Ваши новые работы заметно отличаются от предыдущих. С чем это связано?
— Искусство растет, оно не может стоять на одном месте. Я впервые применил слово «гравитация» в живописи и в рисунке. Гравитация — это движение. На бумаге, на плоскости художник работает, как в космосе, там без гравитации ничего не сделаешь. Гравитация связывает между собой не только предметы, но и антипредметы. Пустота — там, где что-то должно было быть, но его нет. Пустоты тоже между собой входят в гравитацию. Все движется, ни один предмет не стоит на месте. Что же их движет, какая энергия? — это гравитация, тяга. Она есть и в живописи, графике и скульптуре.
— В этих произведениях довольно мало конкретных предметов…
— Как говорил Рубенс (а он был продвинутый художник), три вещи можно рисовать в картине с натуры, можно их материализовать, делать их зримыми, ощутимыми. Остальное ни в коем случае нельзя материализовать — оно превращается в мусор. Так и есть, я сам пробовал.
Но и в абстракцию уходить не надо. Надо рисовать то, что видишь. Абстрагировать можно сколько угодно в мыслях, но зачем писать абстракцию? Жизнь и так прекрасна. Что там сочинять? Хотя и попугаем быть не надо. Вот Рубенс как рисовал? (если вы не знаете). Там, где не было, он сам дорисовывал мышцы, потому что надо. Или если слишком много — он их убирал. Он делал так, как надо, как выгодно, — вот в этом искусство. Надо понимать, что живопись — это не фотография.
Искусство — это философия, художник — это ученый. Лучше, чем хороший художник, никто не может видеть и понимать природу, саму жизнь. А в ней много удивительного. Однажды был такой случай. Зашел я в мастерскую (писал Бичурина уже целый год). Утро, свежая голова. Начал писать, а он глядит на меня. Протираю глаза — опять глядит. Я не мог рисовать — по живому глазу не будешь же краской мазать. Я лег на диван и лежу, думаю: неужели сошел с ума? Потом приходит жена. «Почему, — говорит, — у тебя картина двигается?» Смотрю, и правда, будто Бичурин хочет выйти из картины. Не выдержали мы, ушли. Коллективный гипноз? Целый год писал, ничего такого не было. В жизни непонятного очень много, о чем мы молчим — все равно никто не поймет. Приходил ко мне один друг-профессор, говорил, никакого творца нет, жизнь сама по себе развивается. Долго спорили, но он меня не убедил.
