На Великую Отечественную из девяти деревень, входящих сегодня в состав Атнарского сельского поселения Красночетайского района, ушли 835 человек, вернулись 332… 70-летие Великой Победы встречают трое. У каждого из них была своя война, свой путь к Победе…
ОБОРОНЯЛ КАВКАЗ
По-мужски сухо вспоминает о тех грозовых годах 95-летний житель деревни Тарабай Семен Семенович Шорников, «Семь лет стоял», – достал он медаль «За оборону Кавказа».
В армию Семена Шорникова призвали в ноябре 1940 года. Присяга, учеба в полковой школе – начало все как у всех. Получив специальность радиста, попал в 55-й укрепрайон, неподалеку от Ленинакана, на границе с Турцией. Укрепрайон – это войска, объединенные под единым командованием и предназначенные для длительной обороны полосы местности, оборудованной дзотами, противотанковыми ершами, траншеями и другими заграждениями. Были и железобетонные сооружения, почти полностью находившиеся в земле, с возвышающимся над ней перископом. В таком и служил Семен Семенович.
«Сооружение было внушительное, в три этажа, – вспоминает он. – На первом находилась оружейная, на втором – спальные комнаты, на третьем – двигатель, который вырабатывал электричество. По тревоге дверь-вход автоматически закрывалась, и никто не мог туда попасть. В таком положении взвод внутри мог обороняться целый месяц».
Днем проводились различные учения по боевой готовности, вечером – дежурства. В летние месяцы солдаты спать и отдыхать выходили в землянку, выкопанную напротив сооружения. Радистам такой случай выпадал редко: сменяя друг друга, они дежурили на радиостанции – неотлучно держали связь с командиром роты. Было и холодно, и голодно.
С первого дня войны многие сослуживцы Шорникова рвались на фронт, несколько раз подавал рапорт и он. Но ответ всегда был один: вы нужны здесь. Война до них не дошла, но и новобранцев за семь лет не прислали ни одного. «Отсюда всех отправляли только на фронт…» – вздыхает Семен Семенович.
Салютуя Победе из всех имевшихся видов оружия, солдаты радовались – скоро домой! Но в отпуск их стали отправлять только в 1946 году. В марте десятидневный отпуск получил и Шорников. Только дома узнал, что воевать пришлось и его отцу 1905 года рождения, и братьям 1925 и 1926 годов рождения. Вернулся только отец…
В послевоенные годы колхозный двор в зависимости от почвенно-климатической зоны обязан был сдавать 40-60 кг мяса, 120–280 л молока, 30-150 шт. яиц в год, а также шерсть, зерно, картофель.. Снижены эти нормы были с 1953 года, и только с 1958 года обязательные поставки всех сельхозпродуктов хозяйствами колхозников были отменены.
Сказалось долгое пребывание под землей – на третий день он попал в больницу. «Мама пыталась меня откормить», – улыбается Семен Семенович. Пока лечился, вышел указ о демобилизации тех, кто служил во время войны. Вчерашнего радиста назначили бригадиром в колхоз. Техники никакой, да и лошадей мало. Пахали на быках…
Бригадирство, по словам Шорникова, – это «цветочки». «Ягодки» последовали в 1949 году, когда его перевели в район директором заготконторы (в партию был принят еще на службе, а коммунистов не спрашивали, чего они хотят, говорили только «надо»). Как известно, крестьянство и в послевоенные годы было обложено налогами. Каждый крестьянский двор должен был в год сдавать от 40 до 60 кг мяса, от 30 до 150 штук яиц, а также молоко, шерсть, зерно, картофель…
Помимо этого люди должны были приобретать облигации различных займов. Собирать все это входило в обязанности работников заготконторы. При этом государство не волновало, есть, к примеру, у колхозника овца или нет. И поблажек ни для кого не делали – ни для инвалидов, ни для вдов… «Сколько слез, горя довелось увидеть, – мрачнея от горьких воспоминаний, говорит Семен Семенович. И тихо добавляет: – По-другому, видимо, нельзя было, страну надо было поднимать…»
Когда эта кампания закончилась, пошел Шорников к секретарю райкома: «Можно идти домой?» Не отпустили, хотя дома ждали жена, дети. Назначили заведующим столовой. И здесь пришлось намучиться. Электричества нет, о холодильных камерах и не слышали. Сырыми дровами разогревали печные плиты. Хорошо, догадался вырыть землянку, зимой заготавливал там лед, чтобы летом хранить мясо.
«В трудное время мы жили, – вздохнул опять старый солдат. И неожиданно добавил: – Живете в мирное время, все есть, цените это».
НИ ШАГУ НАЗАД
В день начала войны 17-летний Андрей Мадебейкин вместе со всеми жителями Атнарского сельсовета ремонтировал в лесу шоссейную дорогу. Неожиданно появились представители райкома и, собрав всех, сообщили о вероломном нападении Германии. Сказали, что война продлится недолго, месяца три…
И три месяца прошло, и полгода, а войне не было конца. В деревнях уже не осталось взрослых мужчин, а она все требовала новых сил. Весной сорок второго наступил срок и ребятам 1923 года рождения. Мадебейкина отправили на курсы молодого бойца в Вурнары – такие учебные пункты были открыты во многих городах и районных центрах Чувашии.
Через месяц Андрею Николаевичу присвоили звание сержанта и дали в ученики 11 жителей Узбекистана. Не понравилась тем строгая дисциплина, посыпались от них угрозы: «Убьем тебя, не здесь, так на фронте…» Чем бы дело закончилось – неизвестно, но вскоре окончивших курсы бойцов построили по тревоге. Объявили, что пойдут защищать Москву. Но до нее не довезли, повернули на Тамбов, а оттуда пешком отправили до передовой. Так попал парень из чувашской глубинки в Сибирскую дивизию.
28 июля 1942 года был подписан знаменитый приказ № 227 – «Ни шагу назад». «Наша дивизия так и сделала, дошла до Дона, встала в оборону и не отступила, – не без гордости вспоминает Андрей Николаевич. – Хотя фашисты очень старались: и обстреливали, и листовками с самолетов засыпали, предлагая сдаться, утверждая что Сталинград пал. Читали их, несмотря на запрет (не читать было невозможно, они заполоняли весь окоп), правда, в карман не клали…»
Три месяца у Дона держал оборону и парень с Волги. 18 сентября двенадцати пехотинцам, в число которых попал и Мадебейкин, дали задание перейти реку и добыть «языка». Не успели переплыть, немцы накрыли их шквальным огнем. Кинулись красноармейцы в траву, но разрывная пуля настигла Андрея Николаевича – попала в ногу. Подбежал лейтенант и стал его тащить обратно к Дону. «Говорю, оставьте, товарищ лейтенант, – будто вновь переживает солдат тот момент. – Так оба к фрицу попадем. Схоронюсь в траве, авось не заметят».
Ушли товарищи, а Мадебейкин, отлежавшись, пополз обратно. Полтора километра полз, замирая в густой траве, когда начинали над ней свистеть пули, причем и вражеские, и свои. Потом узнал: оказывается, лейтенант успел отдать приказ нашим пулеметчикам простреливать местность, где находился раненый, чтобы враги не смогли к нему подступиться… Вечером истекающий кровью солдат все же дополз до своих.
Так закончилась для Андрея Николаевича война, и последовало долгое лечение. Госпитали в Тамбове, Свердловске. Лечился в них почти 10 месяцев, но годным к службе его так и не признали, а в апреле 1943 года комиссовали. После демобилизации трудился секретарем в сельсовете, бригадиром в колхозе, продавцом, затем в течение 14 лет перед выходом на пенсию был заправщиком в лесхозе. Везде работал добросовестно, через все трудности как девиз неся призыв «Ни шагу назад!»
Вместе с женой Марией Семеновной в любви и согласии прожили 67 лет, воспитали семерых детей. К сожалению, супруга не так давно ушла из жизни, но теплотой и заботой фронтовик не обделен. «Я очень богатый человек, – говорит о себе Андрей Николаевич. – У меня 13 внуков и 25 правнуков. Правда, четверо из них не кровные. Младшая дочь усыновила сиротинушек. Они называют меня дедушкой, и я их не делю на родных и неродных. Любить и быть любимым – разве это не счастье?»
