В Чебоксарах выступила с концертом несравненная Евгения Смольянинова, певица, равно прекрасно исполняющая религиозные баллады и салонные романсы. Она работала в театрах Вячеслава Полунина и Льва Додина, была экзотической «птицей» на дискотеках, исполняющей фольклор в перерывах между роком, снималась в кино. Но своим истинным призванием считает служение русской песне. В новой программе «Русское танго» обладательница премии «Национальное достояние России» отдавала дань памяти старым хранительницам песенного наследия, будь то жительницы русских деревень или незаслуженно забытые звезды эстрады начала двадцатого века. «Прошлое безвозвратно уходит, вместо одних человеческих отношений приходят совсем другие, – сказала певица на концерте. – Но теплое и человеческое должно оставаться. Вернее, мы не должны его терять». После концерта Евгения Смольянинова побеседовала с корреспондентом «СЧ».
– Евгения Валерьевна, ваши слова о прощании с прошлым вызвали такой ностальгический вздох в зале. Вы много ездите по России, на ваши концерты приходят сотни и тысячи зрителей. У вас нет ощущения, что люди сейчас все же стали внимательнее относиться к истокам?
– На концертах кажется, что да. Но в реальности – не мне судить. В Библии, помните, одному пророку казалось, что уже нет праведников, а Господь сказал, что в некотором городе столько-то праведников еще живет.
– То есть вы не обольщаетесь на этот счет?
– Человеческие отношения, конечно, очень-очень сильно изменились. Даже на памяти совсем нестарых людей. Я, например, выросла в Новокузнецке, потом мы переехали в Кемерово. Во времена моего детства у нас в доме, мало того что все знали друг друга, в праздники и вовсе открывали двери и можно было пойти в гости хоть ко всем сразу. То есть в каждом доме и взрослых за стол усадят, и детей приголубят. Моя мама рассказывала, что у них и в будни двери не запирались. Старые люди помнят это время. Сейчас это невозможно себе представить. Ну и разве это состояние не ушло? Разве большое количество людей не дали свое согласие на зло? Их личные поступки при этом могут прямо не касаться этого зла. Но зло можно творить – только обезличив того, против кого ты это совершаешь, а обезличивание сегодня происходит в массовом порядке. И провоцирует все самое дурное, что есть в людях. Человеку становится все равно, больно кому-то или нет, потому что этот «кто-то» для него – никто.
– Ваша песенная ветвь, она такая высокая, хрустальная. Но люди чаще любят разудалые народные песни. Как вы думаете, это боязнь грусти, желание искать в песне лишь развлечение?
– Это происходит просто от незнания. Народную песню не слушают, ее поют. И когда ее поют вместе, то возникает ощущение общего душевного созвучия, единения. Я бы назвала это еще сочувствованием. Любой человек, испытавший такое единение, прекрасно знает, сколько несказанной радости может дать совместное пение. Вы знаете, сколько я ни жила в деревне, сколько ни ездила туда с фольклорными экспедициями, я никогда не слышала там высокопатриотичных речей о России. Но при этом каждый деревенский житель очень любил свою деревню. Их родина – это вот деревня и есть. Да, как говорится, вот моя деревня, вот мой дом родной. И любовь к Отечеству как раз выражалась в любви к тем, кто рядом с тобой, кто вокруг.
– Вы потрясающе смотритесь на экране. Фильм «Жизнь Клима Самгина» в свое время очень много выиграл от вашего в нем присутствия. Потом были «Дорога», «Садовник», еще несколько фильмов. Вы редко соглашаетесь сниматься?
– Во-первых, не так много поступает самих предложений. У меня вообще сложилось такое чувство, что это как-то мне «не положено». Ведь я никакой особой славы как актриса не получила. И даже получив «Нику» за «Дорогу» Владимира Хотиненко, я тут же с ней рассталась. Собственно, я не успела ни обрадоваться, ни огорчиться. Формальным предлогом отмены награды было то, что фильм короткометражный. Но дело не в этом. Я посмотрела на событие с другой точки зрения. И абсолютно убеждена – другой актрисе дали бы и за короткий метр. Мне даже сказали, ну зачем тебе это надо – ты же не актриса. Ты – певица. Я согласилась, действительно, а зачем мне это надо? Поэтому я спокойно к этому отношусь. Если меня приглашают в кино, то чаще помочь найти какую-то необходимую песню или исполнить ее. Буквально год тому назад я пела «Да воскреснет Бог» для документального фильма «Ангел русской церкви против отца всех народов». Там был документальный сюжет, но песня как бы звучала от лица трех женщин, которые тайно обходили Кремль крестным ходом, когда немцы подступали к Москве. Эта сцена снималась отдельно. И я пыталась это петь именно так, как бы они это пели. Вот такая работа. Она малюсенькая, но она мне очень интересна.
– У вас есть последователи, есть ощущение, что кто-то дышит в спину?
– Пожалуй, нет. Единственное, иногда бывает обидно, когда исполняют какую-то из моих песен и исполняют плохо. Хотя определение «моя», наверное, тут не слишком подходит. Песня, даже если ты ее нашел, вытащил из забвения, это, что называется, открытая поляна. Мои – значит мои любимые. И, конечно, меня возмущает, когда к таким песням относятся небрежно. Но в большей степени это возмущает моих слушателей. В связи с этим я очень хорошо понимаю родственников, наследников, которые берегут память художника. В частности, Александра Вертинского. И очень осторожно относятся к тем, кто берет его песни для исполнения. И не всегда довольны, как это делается. Я очень хорошо сейчас это понимаю. Потому что свое – дорого. Оно и должно быть дорого. Это правильно.
Р. КИРИЛЛОВА.
Опубликовано: 7 мая 2009 г.
Спасибо автору. Коротко и точно и С уважением к певице.На мой взгляд, это важно.Хорошее интервью.