С работы не вернулся

…Около семи вечера в квартиру Альбины Яковлевны постучались. Известие оказалось страшным. Мать больше никогда не увидит своего сына живым. Он погиб на работе.
Алеша очень хотел облегчить жизнь родителям. Мама штукатур-маляр, велика ли зарплата, отец — инвалид. Когда вернулся из армии, долго отдыхать не стал. Сразу устроился на работу в «Чувашэнергоспецремонт». Взяли его транспортерщиком на растворобетонный участок цеха ЖБИ. Работал на ленточном конвейере, подавал на него инертные материалы — речной песок, щебень, гравийную массу. Но недолго — всего 16 дней. Потом погиб. Во время уборки просыпей около работающего оборудования его спецодежду зацепило креплениями стыка ленты конвейера, парня затянуло между работающим барабаном и корпусом ленты. Вместо песка. Рядом никого не было. Алеша работал на ленте один. Конвейер отключил слесарь-ремонтник, когда увидел, что песок не поступает. А потом обнаружил и транспортерщика с заклиненными ногами. Травмы были слишком тяжелыми. Конвейер перемолол Алешину жизнь. А ему через два месяца исполнилось бы 22 года.
Ну, что тут, мама, поделаешь. Несчастный случай на производстве. Кричи, убивайся, седей, старей преждевременно, плачь о внуках, которыми тебя никогда не порадует сын. Ничего уже не поправить. Был сын, и нет его. Сколько их уже было, и сколько еще будет на разных предприятиях — несчастных случаев. И почти стало явлением, когда руководство начинает активно «принимать меры» только после гибели людей. Вот что в голове не укладывается.
И на этот раз вышло то же самое. Алеша погиб, потому что его, прежде чем допустить к транспортерной ленте, не обучили безопасным приемам работы, не провели с ним стажировку на рабочем месте. А основной источник опасности — натяжной барабан ленточного конвейера, постоянно двигавшийся, — вопреки установленным требованиям не был огражден. Кто виноват?
«Стрелочником» стал мастер Владимир Шумов, под непосредственным руководством которого работал Алеша. Потому что не обучил парня мерам безопасности. И не должен был допускать его к конвейеру, не оборудованному ограждением. Статья 143 часть 2 — нарушение правил охраны труда, повлекшее по неосторожности смерть человека. На днях суд приговорил мастера к двум годам условного лишения свободы с годовым отлучением от должностей, связанных с организацией и руководством производственными работами.
С одной стороны, все правильно. Да и привычно, когда именно мастера-производственники попадают на скамью подсудимых, а вышестоящее начальство, как правило, отделывается легким испугом. Но можно и нужно посмотреть на ситуацию с другой стороны. Не затем, чтобы свести к нулю вину мастера, он ее и сам признал. А затем, чтобы разобраться в первопричине несчастных случаев на производстве. По колдоговору за обеспечение безопасных условий труда на каждом рабочем месте и объекте отвечает работодатель. А потом уже специалисты, которых закрепляют за тем или иным производственным участком, — каждый в своем ранге. В утвержденных директором функциональных обязанностях должностных лиц в области охраны труда, в частности, прописано, что мастер наряду с разными обязанностями по охране труда также отвечает за «наличие и исправность ограждающих устройств». Почему же он не побеспокоился об этом? В суде сказал, что беспокоился. За семь месяцев до происшествия сделал запись в журнале трехступенчатого контроля о том, что необходимо поставить ограждение, а также защитный кожух на барабан. Однако, с его слов, руководство предприятия (тогда был другой гендиректор) не обратило на это внимания. Конечно, мастер знал, что нельзя подпускать людей к оборудованию, которое небезопасно. Но приостановить работу конвейера не мог, так как «меня бы уволили». Вовсе не исключено.
Из защитного оборудования на конвейере был только трос, если за него дернуть, отключится. Об этом говорили все свидетели по делу, в том числе и главный механик предприятия. На его взгляд, «ограждение отсутствовало по причине недосмотра». Или возиться не хотелось с защитным устройством? Нужна была заявка, конструктор должен был сделать чертеж (слова механика). И подчиненный ему специалист тоже об этом твердил. О заявке. А разве запись мастера Шумова в журнале не была той самой заявкой? Не снимает с себя ответственности и начальник цеха, считает, что «за присутствие ограждения все должны отвечать». И то, что Алеша работал, не пройдя стажировки, не только вина мастера. Обучение должен проводить отдел техники безопасности. Но, оказывается, система обучения на предприятии практически не работала. Об этом тоже говорили в суде. И о том, что раньше на предприятии не было несчастных случаев.
Но вот ЧП произошло. И ограждение появилось, и кожух для барабана. И, наверное, теперь необученных работников к оборудованию не подпустят. Только вот Алеше это никак не поможет. Похоронили его достойно. Предприятие помогло, выделило 75 тысяч рублей в качестве материальной помощи, около 20 тысяч на оплату погребальных услуг и поминок. И эти суммы всплыли, когда в суде встал вопрос о моральной компенсации. Представители акционерного общества посчитали, что мать, потерявшая сына по вине предприятия, подорвавшая здоровье, постоянно нуждающаяся в лечении, многовато попросила — 500 тысяч рублей, не учла похоронные расходы. «Я отдам вам все ваши деньги и откажусь от 500 тысяч рублей. Только верните мне сына», — сказала директору Альбина Яковлевна. «Это невозможно», — ответил директор.
В том-то и вечная боль, пока живешь на этом свете, — что невозможно. Сына вернуть невозможно. И когда суд, исходя «из разумности и справедливости», определил моральную компенсацию в 200 тысяч, мать такой справедливости не поняла. И все видит перед собой улыбающегося Алешу. Слышит его слова: «Скоро, мам, первый аванс получу». Не получил ни первого аванса, ни первой зарплаты. Не успел.