Продолжая наш диалог с заведующей отделом русского и зарубежного искусства ЧГХМ Ладой Макаровой, начатый в номере от 20 января, поговорим о музейной коллекции декоративно-прикладного искусства и «новинках» в разделе, посвященном началу XX века.
— Вернемся к залам, которые открылись недавно: что в них появилось и есть ли там какие-то изменения в сравнении с предыдущей версией экспозиции?
— Здесь наконец-то появились скульптура и декоративно-прикладное искусство — замечательная основа для разговоров о том, что касается технологии скульптуры (способов обработки различных материалов), истории резной мебели, промыслов, русского стиля, возникшего на рубеже XIX-XX веков.
У нас есть очень оригинальный памятник этого стиля — кресло «Тише едешь — дальше будешь», или иногда его называют «Дуга, топор и рукавицы». Идея принадлежит петербургскому мебельщику Василию Шутову.
По сути, это кресло с атрибутами ямщицкой профессии: элемент лошадиной упряжи, рукавицы, да и сама поговорка — «Тише едешь — дальше будешь», вырезанная на спинке, не оставляют сомнений. Но мы не уверены, что конкретно это кресло резано Шутовым. Впервые оно было представлено публике на Всероссийской мануфактурной выставке 1870 года в Санкт-Петербурге, где было отмечено бронзовой медалью. После выставки он получил привилегию на это кресло от Департамента торговли и мануфактуры сроком на десять лет, и за это время выполнил более пятидесяти повторений. Предмет стал очень популярным, востребованным у заказчиков, и по истечении срока многие мастера стали резать по этому образцу, привнося что-то свое: добавляя уздечку, лапти, заменяя пословицу на дуге…
— Какое интересное сочетание орнаментов: с одной стороны — геометрический, довольно архаичный, а рядом растительный — очень изысканный и плавный… В музее ДПИ на одном из первых шутовских кресел нет такого контраста.
— Действительно, резная ножка сзади и сиденье очень изысканные. На мой взгляд, это сделано именно для того, чтобы этот элемент отделяли, чтобы было видно, вот некая мебель, а вот — лошадиная дуга.
— А что касается фарфора — он экспонируется на прежнем месте?
— У нас замечательная коллекция, и да, она разместилась там, где все привыкли ее видеть. У старожилов этот зал носит название фарфорового. Он был таковым весь период существования галереи, и в 1970-е, 80-е, 90-е годы, и с 1996 по 2018 тоже. Здесь представлен фарфор самых разных стран, предприятий, мануфактур, и у нас есть уникальная возможность обсуждать мировую историю фарфора.
Здесь есть и китайский фарфор, и изделия японского декоративно-прикладного искусства, есть небольшой кусочек Индии. Мейсенский фарфор XVIII века (это ранний период — фарфор появился в Европе в начале XVIII века) содержит барочные мотивы — прихотливые персонажи, излюбленный сюжет — кавалер, ухаживающий за дамой, аллегории и пасторальные сценки. Севрский фарфор (Франция) представлен в том числе и изделиями из бисквита — фарфора, не покрытого глазурью. Ну и обширная коллекция российского фарфора самых разных предприятий, самое крупное из которых — Императорский фарфоровый завод. Его изделия поставлялись к императорскому двору, использовались для дипломатических подарков, их могли позволить себе состоятельные люди.
А вот продукция частных фарфоровых производств была направлена больше для повседневного обихода. Любопытны вот эти коллекционные фигурки, которые выпускались гигантскими по количеству вариаций сериями. Их можно сопоставить с современными детскими коллекционными увлечениями (как собирать фигурки из киндер-сюрпризов и другие серийные игрушки). В ХIХ веке это было очень распространено. Например, сбитенщик и пряха — это из серии «Торговцы и ремесленники». В ней было около 1500 разных фигурок представителей народных ремесленных профессий. Особое место занимает «Плясунья» по эскизу Бориса Кустодиева. По заказу Сергея Чехонина, который возглавлял тогда Волховский фарфорово-фаянсовый завод, в 1923 году художник выполнил пять статуэток, из которых тогда были переведены в фарфор, пошли в производство и получили широкую известность только две — «Гармонист» и наша красавица «Плясунья» (или «Девушка»).
— Кустодиев ведь у нас представлен еще и в живописи…
— Да, он у нас «звезда» музыкальной гостиной. «Крестный ход» настолько яркий и энергичный, что с ним трудно кому-то соперничать. Здесь, кстати, экспозиция обновилась больше всего. Мы ввели некоторые новые вещи в стремлении сделать больший акцент на творческих объединениях. В противовес передвижникам, которые стали к тому моменту крайне консервативной, закостенелой силой, их появляется довольно много. Но мы упоминаем, конечно, только самые крупные — «Мир искусства» (все это начинают Грабарь, Гауш, Кравченко), и в большей степени направленный на реализацию картин «Союз русских художников».
В деятельности Союза русских художников есть одна важная тема — это продолжение традиций русской пейзажной школы, которые начали еще передвижники. И у нас все эти пейзажисты есть в коллекции: Витольд Бялыницкий-Бируля, Леонард Туржанский, Станислав Жуковский — все они были учениками Левитана. И впервые мы ввели в экспозицию Рафаэла Бирчанского. Это племянник Левитана, который и стал его первым учителем. Позднее он жил во Франции, был достаточно известен, и сейчас его работы часто появляются на аукционах. У нас довольно ранняя работа — «Сумерки». Для художника это один из наиболее сложных мотивов для изображения, так как астрономические сумерки длятся всего 15-20 минут, и просто физически за это время написать картину невозможно. И световые перемены, которые он стремится запечатлеть, очень динамичные.
Я всегда говорю: не спешите критиковать художника, что сумерки у него не очень хороши. Сами попробуйте. В экспозиции рядом две сумеречные вещи, которые очень друг от друга отличаются — Бирчанского и Александра Галунова. Галунов тоже личность очень необычная, замечательная и трагическая. Он вообще не был, можно сказать, профессиональным художником. Литератор, сын московского книгоиздателя, в 1920-1930-е годы он был участником нескольких художественных кружков и объединений. А потом был репрессирован, и память о нем стерлась настолько, что мы даже не знаем его отчества. Обе работы попали в фонд в первые годы работы музея — незадолго до открытия ЧГХГ. В 1934 году — есть интересная запись в архивах — был принят ценный дар от московских художников, и в его составе несколько произведений Галунова. Но мы показываем одно, самое интересное.
Из незаслуженно забытых имен хочется упомянуть (и в ближайшей перспективе добавить в экспозицию) Романа Семашкевича — работу «Всадник» 1933 года. Ученик Кардовского и Древина, высоко ценимый современниками, он был арестован по обвинению в контрреволюционной агитации и расстрелян в 1937 году. Большая часть его произведений — 200 картин, находившихся в мастерской, была конфискована НКВД и по сей день считается утраченной. Остались лишь немногие вещи, еще при жизни художника попавшие в музеи и частные собрания. В том числе и наш «Всадник», написанный в экспедиции по Северному Уралу.
Особое внимание хочется обратить и на два замечательных женских портрета, которые никогда прежде не фигурировали в экспозиции: это «Женская головка» Федора Боткина и «Элегия» Наталии Агапьевой (она вот-вот вернется с реставрации и займет свое место). Дело в том, что в поле зрения искусствоведов, а значит и зрителей, со временем попадают все новые имена, и если корифеи-передвижники и корифеи-мирискусники уже давно очень популярны, то сейчас за ними идет следующая волна. Те, кто был забыт, входит в зенит своей известности, и мы не можем не реагировать на эти изменения.
Окончание в следующих выпусках «СЧ»
Фото ЧГХМ: Картина «Всадник» (1933) Романа Семашкевича — одно из немногих сохранившихся произведений художника.
