Несомненно, одним из самых ярких культурных событий минувшей недели можно назвать концерт Алексея Айги и Аркадия Марто. Чебоксары — первый после Москвы город, где музыканты представили свой первый совместный альбом «Da».
«С Аркадием Марто мы играем в коллективе «4’33”», а также исполняем музыку и выступаем дуэтом. Нашему творческому союзу недавно исполнилось три года, и мы решили записать альбом», — рассказывает Алексей. У него есть и собственные проекты: Аркадий известен как пионер российской электроники и основатель «Moscow Grooves Institute», инструменталист группы Инны Желанной и композитор.
Казалось бы, еще не так давно Айги и ансамбль «4’33”» поражали чебоксарского зрителя оригинальным музыкальным прочтением литературной классики (спектакль «Онегин», открывший XIV Чебоксарский международный кинофестиваль, запомнился публике едва ли не сильнее, чем фильмы обладателей «Анне») — и вот перед нами новый эксперимент: лаконичное сочетание рояля, скрипки и… не самых привычных слушателю инструментов: неваляшек, старого радиоприемника, привязанного к длинной веревочке загадочного прямоугольного предмета и целого коллектива заводных игрушек.
Вот по сверкающему черному лаку новенькой «Ямахи» (для рояля обновленной филармонии это был дебют) размеренно движется полусонный хамелеон, и вдруг его мерные вибрации разрывают неожиданные скачки вертящейся обезьянки, вот отправляется в путь шустрый грузовичок — зал вздрагивает, когда одно из его колес замирает над пропастью, и почти синхронно выдыхает: машинка ловко делает поворот. А вот цокот лапок скачущего цыпленка сменяется резким, ожидаемо неожиданным звоном его падения с крышки на струны рояля.
За этим почти театральным действом напряженно следят сотни глаз, и музыка сплетается с личными переживаниями свидетелей. Впрочем — не только свидетелей. Для них самих авторы тоже написали партитуру из шипящих, сонорных и гласных, которые имитируют шелест гальки, ветер и звук прибоя. Впрочем, и скрипка здесь часто не остается самой собой и играет чью-то роль — мы слышим в ее музыке звуки текущей вокруг жизни.
Большой вклад в общую копилку впечатлений внесло и визуальное оформление этого концерта-спектакля: проекция на сценическом экране, собираемая умелым режиссером с нескольких камер прямо во время выступления, превратилась в настоящий черно-белый фильм о нем с крупными планами, говорящими деталями, сдвигами пространства. Так что не в обиде остались даже обитатели передних и самых дальних рядов, откуда вид на сцену обычно не самый лучший.
Погружают в воображаемую ситуацию не только сами произведения и обстоятельства их исполнения, но и их названия: «Тринадцатый кошмарный сон вегана», «Ноктюрн номер ноль», «Зимний путь», «Musica Desolata» («Одинокая, пустынная музыка»), «Musique en forme de radis» («Музыка в форме редиски»). Они задают тему, рисуют противоречивый, парадоксальный, будоражащий образ — и одновременно включают происходящее здесь и сейчас в диалог с мировым музыкальным наследием, с традицией, которой авторы не противостоят, но от которой отталкиваются.
Музыка Айги неизменно близка современному горожанину, потому что в ней — нервный пульсирующий ритм города, его шорохи, скрежеты, скрипы, сочетание разных временных пластов, мерное течение людских масс и внезапное одиночество среди толпы, рассеянность — и погруженность в себя, колющий зимний холод — и мечты о море. Как близка и удивительная способность самого музыканта — быть в контакте со зрителями, шутить, управлять волнами их эмоций — и вдруг полностью уходить в исполнение, оставлять каждого наедине со своими чувствами в коконе этих звуков — про– и пере-живать.
Кошмарный сон вегана и музыка в форме редиски
