В советское время по роду журналистской деятельности приходилось заниматься делами инвалидов. При этом не раз возникал вопрос: для кого мы пишем об их проблемах, надо ли поднимать вообще вопросы, касающиеся небольшого числа людей? Резонным был бы ответ, что в стране столько-то процентов людей, чьи дела должны волновать общество, потому что это пусть небольшая, но его часть.
Увы, выяснить, сколько у нас в стране или хотя бы в республике инвалидов, не удавалось. Возникала мысль, что сведения о людях с ограниченными возможностями просто-напросто засекречены. Но однажды, один из чиновников, который был в теме, «выдал» государственную тайну. Он честно признался, что никаких «закрытых» данных нет, потому что учет инвалидов в обществе просто не ведется. Хромые, слепые, безрукие – это исключение. И если в цивилизованном мире на них работали целые отрасли: шили одежду, конструировали вилки-ложки-кружки, коляски и подъемники, ванные и душевые кабины, то у нас о них думать было некому, правда, единицам все-таки государство выдавало бесплатно Запорожцы. А работникам социальной службы оставалось только завидовать положению зарубежных инвалидов: они-то знали как тяжело их подопечным в обществе, где даже здоровый чувствовал себя не очень комфортно. Впрочем, завидовали единицы: те, кто имел доступ к специальной литературе. Остальные и не подозревали, что инвалид может жить довольно насыщенной жизнью.
Если сказать, что сейчас наконец-то общество прозрело, и стало понимать, что инвалиды – это живые люди, только имеющие проблемы, это слукавить. Ничего мы понимать не стали. Попробуйте сесть в коляску и поехать на ней в гости к другу или в аптеку. Вы очень много узнаете нового. Начнем с того, что даже со второго, а в некоторых домах и с первого этажа вы не сможете выбраться без посторонней помощи. В аптеку ведут ступеньки, преодолеть которые невозможно, про магазины даже говорить не хочется: между стеллажами иногда два покупателя разойтись не могут.
И даже в некоторых больницах инвалид-колясочник лишен возможности передвигаться самостоятельно, потому что двери в отделениях 80 сантиметров, а не 90. Ну не бред ли?
У нас к инвалидам превалирует отношение, как к недоразвитым и неполноценным. А ведь от горькой доли ни один не застрахован: вчера было все чудесно, а сегодня автоавария, и завтра человек прикован к коляске. И пусть у него два высших образования, идеальная память и острый ум, физическая немощь поставит его за рамки социума.
Профессор Евгений Лильин, главный реабилитолог страны, рассказывает, что у него в центре лечилась девочка с синдромом Дауна. Она блестяще училась в школе, потому что болезнь сохранила ей интеллект. Ее готовы были принять на обучения самые престижные вузы страны. Но мечтает она не о высшем образовании, потому что его она и так получит. Она мечтает, чтобы на нее в метро не смотрели как на прокаженную, и мамы не говорили своим деткам, что если они будут плохо кушать, то станут вот такими же дебилами.
Откуда у нас этот снобизм? Ведь мы – страна, где после войны был инвалид на инвалиде. Сколько в ту пору ходило по улицам безруких, с протезами вместо ног фронтовиков?! Сколько их каталось на самодельных тележках… Но вместо того, чтобы восстанавливать человеческую жизнь, общество строило коммунизм, а калеки были в этом строительстве обузой: не поспевали они за упругой поступью пятилеток. Будь в ту пору политическая воля иной, может быть, и в государстве нашем жилось бы иначе всем, в том числе и здоровым.
Евгений Теодорович любит приводить в пример один разговор с министром здравоохранения еще Советского Союза. Крупный руководитель, сделавший немало для отрасли в целом, упрекнул профессора в том, что тот слишком много говорит об инвалидах, о необходимости реабилитации. По его мнению, это было ни к чему: нет у нас такого количества больных людей, вот в Англии, откуда министр приехал, их очень много, они везде: на транспорте, в магазинах, на улицах. А у нас? Нет их у нас на улицах, не встретишь за целый день ни одного. И невдомек было чиновнику, что инвалиду не выбраться из квартиры, потому что путь на улицу – это полоса непреодолимых препятствий. Так и смотрят люди с ограниченными возможностями из окна, как жизнь течет мимо них. Статистика отсутствовала, и определить, какая часть общества нуждается в особой заботе государства, было нельзя. И сейчас точное число инвалидов назвать никто не может. Поэтому сошлемся на мировой опыт. В Европе инвалидов десять процентов, в Америке – двадцать. Не потому что там люди очень больные, просто там инвалидами признаются те, кто в этом нуждается: государство может себе это позволить. А у нас человек без ноги должен был ежегодно доказывать, что она у него не выросла, чтобы продлить инвалидность. И сейчас не лучше. В центры занятости приходят безработные люди на костылях, потому что медико-социальная экспертиза признала их здоровыми и годными к труду.
В Венгрии, очень небогатой стране, женщина, родившая больного ребенка, тут же получает пособие, сравнимое с заработком высококвалифицированного рабочего. Потому что уход за ним – это огромный труд, который никогда не кончается, когда нет ни выходных, ни праздников. Если бы велся точный учет людей с ограниченными возможностями, определялись бы их потребности, наша экономика стала бы другой.
У нас в республике делается для лечения и реабилитации инвалидов немало. Открыто два замечательных центра, где работают не просто профессионалы, а еще и энтузиасты своего дела. И это несмотря на то, что в стране не готовят врачей-реабилитологов. Евгений Лильин не раз поднимал на федеральном уровне проблему того, что врачи не умеют работать с детьми, которые родились больными. В вузах их учат лечить здоровых детей, у которых возникло общее или инфекционное заболевание, а вот родившиеся изначально с проблемами: с детским церебральным параличом, синдромом Дауна, аутизмом, получают помощь не всегда вовремя только потому, что доктора не подготовлены ее оказывать. А ведь многие из них смогли бы избежать инвалидности.
Профессор Лильин очень большие надежды возлагает на то, что пример нашей республики поможет переломить ситуацию во всей стране. У нас в республике состоялось открытие 2-й очереди Центра восстановительного лечения для детей на базе Республиканской детской клинической больницы, с Республиканским реабилитационным центром для детей и подростков с ограниченными возможностями подписано соглашение о совместной работе с московскими коллегами из Федерального объединения «Детская реабилитология». Когда есть понимание проблемы на уровне и руководства регионов и страны, тогда ситуация меняется к лучшему довольно быстро. Нельзя, чтобы люди были в этой жизни только зрителями, чье место у окна.
Опубликовано: 28 июля 2009 г.
