У нее было 18 сверстников в деревеньке Малые Туваны Шумерлинского района. Гуськом по ржаному полю и через овраг они бегали в школу. Когда подросли, кто-то из ребят канул в боях за Родину, другие до последних своих дней задержались на трудовом фронте. Целое поколение шумело, и вдруг никого не осталось. «Никого нету теперича, я одна на белом свете. Вот как долго живу, но пока не надоело. Самой не верится, что 93-й год разменяла», – говорила Анна Николаевна Павлова
о своем возрасте. С долей иронии уточнила: с 1918 года в родительском доме, война всех женихов забрала. Счет зимам и веснам она ведет скрупулезно. В деталях помнит, как похоронила маму 28 лет назад. С тех пор все одна да одна. Скотину держит больше по привычке, чем по необходимости. Пригласила в сени, где висят аккуратно разделанные туши овец и коз. Вздохнула: «Много ли мне одной надо».
Не обидело государство: выплачивает ей неплохую пенсию, хватает старушке на хлеб с маслом. Но, как говорят соседи, Анна-аппа все равно со своими овцами и козами «с ума сходит». Иной год по полтора десятка рогатых подружек держит. Мужских особей обычно под нож, пока не загуляли и мясо не обрело характерный запашок. Наверное, для себя и такое бы сошло, но она хорошо усвоила законы рынка и знает, что предпочитают заезжие купцы. Козьего молока в доме много – целый хуран. Почему-то хозяйке нравится сливать его в большой чугунный котел. Может, не так быстро в этой емкости скисает? Молоко хвалит: «Попробуй, оно чистое-чистое. Козлятиной не пахнет. Недавно татары приехали, они никогда не обманывают. Я запросила по 3 тысячи за барашков и козочек. Шесть голов мигом продала. Скоро пора будет и мне туда, где ни мяса, ни молока не надо. Трудно такое большое стадо держать в одиночку. Но пока силы есть, двор пустовать не будет».
За разговором она накидала в котел свеклы, горсть-другую муки, еще чего-то. Оказывается, котлы Анна-аппа очень уважает. В чугунке и для себя похлебку готовит в печи. И в предбаннике в большом котле варит что-то вкусненькое для коз. Костер дни напролет горит. На замечание, что в жаркие дни можно и подворье подпалить, старушка опять с присказкой ответила: «А на что мне, глупой старухе, глаза даны. Надо везде успеть, все видеть». Отметает она и мой довод, что дров не напасешься. Как раз с этим у нее нет проблем. Только денег мужикам дай, они в тот же день привезут сухие поленья как на подбор, успевай в печь кидать. Возможно, поэтому и печь в доме с утра натоплена.
Правда, на этом можно было бы поставить точку. Односельчане на все лады расхваливают усердие и кипучую энергию труженика тыла Анны Николаевны Павловой. Почему-то при этом утаивают, насколько запущена ее изба. Как-то не по себе становится, когда перешагнешь порог. Понятно, постройки состарились вместе с хозяйкой. Все внутреннее пространство поделено на уголок, где теплится жизнь одинокого человека, а это кухня и кровать. Дальше шагу некуда ступить. Эх, тимуровцев бы сюда да навести порядок. Подсохшая грязь на полу выше колена, хотя Анна-аппа утверждает, что зимой козы живут в конюшне. Так она на старый лад называет теплый сарай, а возможно, и лошадь в старину родители держали, отсюда и конюшня. Про былую жизнь вспоминает неохотно. Видно, не хочет бередить душу или времени нет на такие пустяки, как вздыхать о прожитом. Кем она была – сказ особый. Сорок лет, по ее словам, она проработала дояркой в колхозе. Входила в состав правления. Избиралась депутатом. На каждое собрание и заседание ходила, не увиливала. Молодая, везде поспевала. Наверное, и наград полный сундук. Но до него она так и не дошла, видно, самое сокровенное там хранит. Тихо оправдывается: «Состарилась, ничего не поделаешь, такова моя доля».
На столе мотки шерсти, в углу старая прялка, несколько веретен. Долгими вечерами, похоже, она прядет, а потом вяжет. Опять-таки, для кого, неизвестно. Но шерсть по старинному крестьянскому обычаю до клочка пускает в дело. В сундук, наверное, поделки прячет. Если не порхает моль, значит, старушка знает народные средства, как хранить носки и варежки.
Оказывается, многое в ее странном образе жизни продиктовано не ленью, а обстоятельствами. Почему в доме нет телевизора? Столько денег проходит через ее руки, смогла бы накопить не то что на «Горизонт», а на домашний кинотеатр. Ответ проще простого. Ей хотели братья (один в Орле, другой в Горьком) купить телевизор, однако она отказалась наотрез. Объяснила, что дома сидеть некогда. В лес пойдет, а за дорогой вещью присматривать некому, украдут. Мимоходом вспомнила, что еще два брата у нее были – в Оренбурге и Саратове. Но о них только и знает, что оба в начальниках ходили.
Почему так прилежно за скотиной ухаживает, а дома и прибраться не думает? Впрочем, можно догадаться. Устает очень, вот и валится в грязную постель, даже не раздеваясь. Банька, как уже упоминал, топится дни напролет. Но не про ее честь: варево для скотины готовит, а для себя воды не нагреет. Летом так вообще экономила каждое ведро. Все картошку поливала. И такой урожай собрала, соседям на зависть. Не случайно скупщики готовы были все собранные мешки увезти. Но Анна-аппа расчетливая. На следующую весну оставила. Надо было видеть, как она ходила и радовалась, отмеряя шагами, какие у нее запасы в подполе. Как во фронтовой песне поется: «А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела».
Ну а почему зеркало вот-вот свалится с гвоздя, и все заросло паутиной? И на это есть шутливый ответ: «А зачем на глупую старуху смотреть? Молодая-то я ничего была, да красоту на работу в колхозе променяла». 7 августа следующего года, даже не заглядывая в паспорт, она собирается отметить 93-й день рождения. «Как раз и картошка в огороде созреет. У меня есть все, что хочешь. С утра суп сварила, давай покормлю. Вон все полки яйцами забиты». Так и подмывало спросить: «Куда так много-то, ведь испортится?» Но зачем обижать человека преклонного возраста. Она и жизнь свою прожила про запас, даже не заметила.
За покосившимися воротами, которые от чужаков Анна-аппа подпирала скрюченной палкой, весело потрескивали полешки, варево в огромном котле закипало. Но старушка, проводив непрошеного гостя, не спешила окунуться в повседневный водоворот крестьянских дел. Она тихо стояла на октябрьском ветру в заштопанном зипуне. Весь мир для нее сузился до размера щелки в заборе.
Уезжая из Малых Туван, меня не покидали сомнения. Не сколько из-за того, что не получил четкого ответа на вопрос: хорошо или плохо увиденное за прогнившим забором? Другими вопросами задавался. Уважаем ли мы сами себя? Всю жизнь проводим в трудах и заботах, а позаботиться о себе все недосуг. Могут возразить, мол, это не в наших привычках, ведь даже в песне повторяли: «Раньше думай о Родине, а потом – о себе». Чего скрывать, во многих наших селениях дворовые территории превращены в скотный двор, с непролазной грязью и запахами. Это на лубках все красиво. Знаем, даже наши состарившиеся родители выросли бок о бок с телятами и овцами: в морозы им отгораживали угол за печкой. Настолько был высок культ домашней скотины. Радоваться бы, что теперь многие обзаводятся новыми домами и обустраивают во дворах загоны для скота, но почему старые привычки не бросают? Конечно, неправильно поступаем, что мусор вываливаем на улицу, туда же отправляем и помои. Возможно, нам всем вместе задаться и этими вопросами, о которых не принято говорить вслух?
Одинокая Анна-аппа безусловно заслуживает уважения за свое трудолюбие, крестьянское долголетие. Но ее судьба убедительно доказывает, что новая культура не возникнет на пустом месте. Она спотыкается о наши привычки. И что предстоит сделать для того, чтобы прививать современные стандарты культуры сельской жизни, когда и газ, и вода, и все удобства давно уже не во дворе, а бытовой культуры поведения так не хватает?
