МАМАША КУРАЖ ОКАЗЫВАЕТСЯ ЧАСТЬЮ НАС ВСЕХ
23 и 25 ноября театр юного зрителя имени М. Сеспеля поразил премьерой постановки по пьесе Бертольта Брехта «Мамаша Кураж и ее дети», осуществленной при поддержке Министерства культуры России в рамках проекта «Классика на чувашском языке». Такого на драматических сценах республики не случалось давно.
И это увидела Мария Митина.
Там было состояние – пронзительное, мощное, «на разрыв аорты». Оно висело в пыльном, пропахшем потом и гарью воздухе, словно нож у горла. Этот эмоциональный прессинг, когда боишься дышать и лишь изредка тихонько сглатываешь, сродни прогулке по минному полю. Всматриваясь в измазанные ваксой лица понурых бродяг, хотелось все сломать и начать заново. И если ощущения – первое, о чем хочется говорить, спектакль бесспорно удался. Эстетика уродства, в которой постановщики выдержали хронику времен Тридцатилетней войны, взяла свое. Здесь нет места ни красоте, ни самолюбованию, ни восторгу. Художественная материя, грубая и щетинистая даже на ощупь, соткана из пороха, засаленного тряпья, дешевой алюминиевой посуды, шершавой кожи солдатских сапог и смердящих тел, разбросанных по обочинам пустынных европейских дорог. Драматургические метастазы свершаются «на волоске» от зрителей, сидящих на сцене, и поэтому кислотное облако страха представляется особенно угрожающим.
Впрочем, нельзя сказать, что Айрат Абушахманов, молодой и талантливый режиссер из Уфы, забывает о традициях брехтовского эпического театра. Несмотря на броские, до ужаса натуралистичные внешние детали и эффект присутствия, спектакль не лишен повествовательного духа. В смене картин угадываются поступательность и монотонность, а когда на сцене вдруг появляются иностранные указатели или раздаются песни немецкого хард-рока, публика с облегчением вздыхает: «Это не про нас». Но выдержать дистанцию трудно.
Здесь фактически нет актеров и зрителей. Их заменяют заложники войны и очевидцы кровавых событий. Впервые Мамаша Кураж возникает именно из зрительской зоны, и это задает тон всему спектаклю. Героиня сразу оказывается частью нас, а мы – частью народа, прижатого жестокой эпохой. В подобном взаимодействии чувствуется нечто настоящее, сиюминутное, не терпящее промедлений. Люди в камуфляжной форме замечают боль в наших глазах, а мы вдыхаем аромат мелко накрошенного лука – единственного живого пятна в визуальной картине.
От сценографии Александры Ефимовой (Нижний Новгород) веет дождливостью осеннего неба. Вертикальные панцирные сетки, колесящие по усыпанному опилками полу, походят то на ворота военных лагерей, то на звериные клетки, то на серые двери психи-атрических лечебниц. Пространство, заваленное деревянными ящиками, газовыми баллонами, железными тазами, бочками и прочим хламом, выглядит удручающе. Персонажи, укутанные в рваные футболки и толстовки, свитера и платки, юбки и одеяла, безмолвно кричат о нищете и беженстве. Дескать, хватай все, что попадется под руку, другого шанса может не быть.
У главной героини спектакля стиснутые зубы, широкие взмахи рук, взгляд «в упор» и деловая походка «напролом», сложенная из тяжелых, типично мужских шагов. Ирина Архипова играет на едином волевом порыве. Ее Мамаша Кураж – это закаленная жизнью женщина, помешанная на правде и задушенная силой собственного характера. Она постоянно что-то перетаскивает, перевозит, стирает, моет, и порой нам кажется, будто все это героиня делает лишь для того, чтобы не сойти с ума. Враждебное восприятие мира стало ее защитной реакцией и бедой. У Мамаши Кураж взрослые дети, но она до сих пор заступается за них с остервенением дикой кошки, дерущейся за котят.
Даже внутренняя стойкость Эйлифа (Николай Тарасов) и Швейцеркаса (Владимир Свинцов) не может сравниться с ее железной выдержкой. Однако за показным хладнокровием идет битва «на грани». Невозможно забыть эпизод, когда под грохот снарядов и свист пуль Мамаша Кураж баюкает в фургоне-коляске воображаемого малыша. Или, наплевав на армейские порядки, бесцеремонно швыряет в повара увесистой тушкой каплуна и мчится навстречу сыну. Или до отказа забивает рот безвкусной баландой, дабы заставить себя молчать, – война требует бессердечия.
Но после спектакля нам не хотелось думать о пытках и расстрелах. Мы вспоминали о том, как братья по очереди катали Катрин (Любовь Васина) на плечах и как однажды ей, озорной и неунывающей девчушке, вдруг надоело быть хиппи. Тогда она нацепила изящную шляпку, надела красные туфли и, горделиво тряхнув «африканскими» косичками, пошла по узким улочкам ночного Берлина. А потом наслаждалась звуками старинного рояля, танцевала вальс с красавцем-офицером и чувствовала себя настоящей фрау. И ничего, что вокруг война. Главное – мечтать, и все сбудется. Не в этой, так в следующей жизни.