До сих пор в Шумерлинском районе вспоминают, как четыре часа киносъемочная группа фильма Марины Разбежкиной «Время жатвы» снимала сцену жертвоприношения на окраине одной из деревень. Героиня по сценарию должна была прийти к дереву ночью и отчаянно помолиться, чтобы муж вернулся с фронта живой и невредимый. А в ее бедном хозяйстве только гусь из всей живности и нашелся.
Казалось бы, эка невидаль в чувашской деревне раздобыть подобный реквизит. Но если сделать поправку на жаркий август да на психологию крестьянина, то можно понять состояние местного краеведа Владимира Улисова, который получил задание обеспечить киносъемочный процесс обыкновенным гусем. Полдня якобы он уговаривал соседок уступить голосистого артиста. Те ни в какую, мол, жалко птицу, не нагуляла еще жира.
Когда за приличную цену гуся все-таки нашли, опять незадача. Полную драматизма сцену за один присест не снимешь. Дубль требуется за дублем, а кому хочется терпеливо изображать радость? Тем более глупому гусаку этого не объяснишь. Все норовил тот вырваться из рук и убежать к пруду. Мальчишка – по фильму сын комбайнерки – измучился часами держать реквизит на руках. Режиссер тогда тихо спросила деревенского помощника, как можно гуся успокоить? Дала понять: надо, видно, умертвить птицу, но без крови. Да так ловко, чтобы дотошный зритель подвоха не заметил.
Краевед вспоминает: «Я даже возмутился от такого незнания жизни. Сам с четырех лет гусей пас и знаю, что ничего придумывать и не нужно. Достаточно свернуть гусю шею. Так и сделал без лишнего шума. Потом долго шли съемки, а пацан уже спокойно дожидался с «умиротворенным» гусем в руках, пока сценарная мать неистово молилась на коленях перед жертвоприношением. Чего там актриса бормотала, ничего не слышно. Вот один случай из того фильма, при съемках которого я присутствовал и по-своему повлиял на творческий процесс».
Как попала уникальная сосна на глаза режиссеру? Оказывается, среди местных ходит легенда, что из чрева дерева-кереметь вылетает в полночь некое диво. Заманивает мужика, который запоздал. Тот и не возвращается. Надо ли объяснять, что вся округа не хочет встречи с женщиной с белесыми волосами и в холщовой рубахе до пят. «Такого дерева в округе больше нет, – божится В. Улисов. – Сколько ему лет, не берусь сказать. Предполагаю, более 80-и. Когда-то эта корявая сосна вся зеленая и нарядная в чистом поле стояла. На моей жизни помню, а мне за 50, в нее два раза ударяла молния».
Уже пять лет на экранах разыгрывается история с комбайнеркой, вымолившей своим жертвоприношением возвращения мужа-калеки. Лента получила немало призов на престижных кинофестивалях. А шумерлинский краевед охотно рассказывает байки, которые остались за кадром. Он даже вырезал из газеты понравившееся мнение одного из критиков: «В этом фильме важно, как летит шмель, как заходит солнце, как пьет гусыня и с какой несыгранной нежностью прижмется лбом к хозяйке коза. Здесь уравнена в правах каждая деталь, потому что из всего этого и соткана по-российски скупая, но ничем более не заменимая жизнь».
А сейчас подходы к одинокому дереву заросли сорной травой. Клин поля забросили, как только уехали киношники.