«Немедленно исключить священников из коммунистов!..»

С ЦЕРКОВНЫМ БОЛЬШЕВИЗМОМ БОРОЛИСЬ И ПАРТИЯ, И ВЫСШЕЕ ДУХОВЕНСТВО

11 марта 1918 года Всероссийский Поместный собор Российской Православной церкви на закрытом заседании начал обсуждать вопрос о «церковном большевизме». Согласитесь, на первый взгляд — странный вопрос. Особенно если учитывать, что столько лет утверждалось, что сразу после событий октября 1917 года Православная церковь и большевики оказались по разные стороны баррикад. Но когда все было в истории так просто?.. Тогда она была бы скучна. Поместный собор вынужден был рассматривать этот вопрос в силу многочисленных примеров «демократизации» церковной жизни. Коснулось это и чувашского народа.
«— Вы священник Турхан? Почему заступаетесь за большевиков? Знаете ли вы, что вас самих считают большевиком?
— Священников-большевиков не бывает.
— Сколько угодно. Пример — вы. Вас, собственно, следовало бы взять за волосы, потащить и бросить в реку. Вы говорите, что преданы законной власти и заступаетесь за всех, потому что Христос велел заступаться и что вы с удовольствием сами убежали бы от большевиков. Я исполню ваше желание. Вы на фронте вредны. Вас следовало бы расстрелять. Но вот господин штабс-капитан говорит, что священников расстреливать неудобно, можно настроить народ против нас. Поедете в город Томск…»
Такой диалог состоялся в 1918-м (или 1919-м) году между штабным офицером одного из белогвардейских полков и священником Андреем Турханом в период его службы при церкви села Петропавловка (Петропавловское) Стерлитамакского уезда Уфимской губернии. Эпизод этот, не указывая его точную дату, приводит в своих воспоминаниях сам священник…
Выходец из чувашской глубинки, Турхан являл собой пример той группы духовенства, к которой применялся термин «церковный большевизм». Сам этот термин и сходный с ним по значению «церковное ленинство» появились в начале 1917 года после известных «апрельских тезисов» В.И. Ленина, когда тот получил широкую известность.

КСТАТИ
По собственному признанию священника Андрея Турхана, даже духовный сан он принял, чтобы «подготовить революцию проповедью коммунистических и антибуржуазных идей Христа». И в своем стремлении Турхан был отнюдь не одинок. Часть духовенства не только хотела привнести «революционные идеи Христа» в религиозную жизнь, но и в светском бытии, оказывается, разделяла взгляды большевиков.

Одним из атрибутов формировавшейся в конце 1910-х — начале 1920-х гг. системы надзора за духовенством стало заполнение анкеты, вмененное в обязанность священнослужителей при регистрации религиозного общества. В анкету были включены две специальные графы: «Отношение к советской власти» и «Отношение к декрету об отделении церкви от государства и школы от церкви». В изученных нами анкетах ответ варьировался в границах: «сознательно», «приветствую» и «не иду против».
Такие ответы, на наш взгляд, обусловлены двумя ключевыми факторами: личными убеждениями и «текущим моментом». Часть духовенства действительно выступала на стороне советской власти и поддерживала проводимые ею мероприятия. По крайней мере, они легко совмещали культовые обязанности с членством в партии или числились в группах сочувствующих.
Так, в Ядринской организации РКП(б) оказался дьякон А. Разумов, в Аликовской волостной организации РКП(б) — псаломщик Н.Е. Абаков (Обаков), в коммунистической ячейке села Именево Цивильского уезда — священник И. Степанов, в число сочувствующих Мариинско-Посадской партийной организации был принят священник Бузаковский. Более того, инструкция секретарям партийных комитетов Казанской губернии в обязательном порядке требовала отмечать в представляемых отчетах наличие «священнослужителей, стоящих на советской платформе», и «священников — членов партии».
Неудивительно, что на таком фоне имела место реакция как высшего представительного органа РПЦ, так и новых власть предержащих. Причем, несмотря на полярность взглядов по отношению к происходящему в стране в целом, по этому конкретному вопросу обе стороны оказались на редкость солидарны.
Всероссийским Поместным собором Российской Православной церкви была создана специальная комиссия для расследования сотрудничества ряда священнослужителей, епископата и мирян с революционными властями (известна как «Комиссия о прекращении нестроений в церковной жизни»). Толчком послужила «записка 87-ми», констатировавшая, что «к великому горю и позору нашему, многое не могло быть совершено мирянами под влиянием революционного угара, если бы в Церкви среди пастырей и священнослужителей не произошло раскола, не появилась бы пагубная измена ради личных выгод и материального интереса».
Между прочим, записка не вызвала среди членов Поместного собора паники и рассматривалась в обычном порядке наряду со множеством других представленных проектов по самым разным вопросам церковной жизни. Собор разработал особые правила отношения к таким лицам вплоть до «извержения из сана».
Подобное развитие событий тревожило и высшее партийно-политическое руководство Советской России, поскольку в проекте постановления Пленума Политбюро от 7 мая 1921 года «категорически запрещалось» принимать священно- и церковнослужителей в партию, а в случае обнаружения практикующих представителей духовенства среди коммунистов их надлежало «немедленно исключить» из рядов РКП(б).
«Чистка» действительно прошла. Городские и сельские ячейки освободились от действующих пастырей. Однако, как показало последующее развитие событий, окончательный крест на «церковном большевизме» В.И. Ленин сотоварищи не поставили, и при первой же необходимости вновь извлекли его и включили в насущную повестку дня. Идеи «церковного большевизма» на практике во многом реализовались в так называемом «обновленчестве» (расколе начала 1920-х гг.), но это уже другая история.

Федор Козлов

Фото bolshoevoznesenie.ru: На заседании Всероссийского Поместного собора Российской Православной церкви.

«Взгляд в прошлое» – совместный проект Государственного исторического архива Чувашской Республики и газеты «Советская Чувашия»