- Советская Чувашия - http://sovch.chuvashia.com -

«Дабы в воде духоты,а народу вреда не было»: сенатская комиссия в Чебоксарах в 1760 году

Посетившая в 1767 году наш город Екатерина Вторая в письме воспитателю своего сына Н.И. Панину написала: «Чебоксар во всем для меня лучше Нижнего Новгорода».В середине XVIII века Чебоксары столкнулись с экологической проблемой, порожденной алчностью богатых купцов-промышленников. Местные власти оказались перед ней бессильны, поэтому в дело вмешался Сенат. О приезде в 1760 году в наш город сенатской комиссии ранее было известно по мемуарам поэта Г.Р. Державина, однако архивные документы позволяют дополнить его рассказ.
БАРЫШ ВАЖНЕЕ ЭКОЛОГИИ И ЗАКОНА
В XVIII веке Чебоксары переживали экономический расцвет. Крупные купцы имели налаженные торговые связи с разными городами и портами страны. Одним из основных товаров была юфть (сорт кожи) местного производства. Кожевенные заводы располагались вдоль реки Чебоксарки и ее притоков. Процесс обработки включал мочение кож КРС в течение 3–4 месяцев в дубильных растворах в зарытых в землю огромных дубовых чанах высотой в пять, диаметром в четыре метра, с последующей промывкой. Отходы производства («гад и нечистота») сбрасывались в речки. В 1954 году при прокладке водопровода рабочие наткнулись на остатки такого предприятия, состоявшего из трех цехов, где кожи обрабатывали, окрашивали и делали заготовки для обуви.
По отзыву современников, вода в Чебоксарке была сильно загрязнена, имела неприятный запах («духота»), однако «по необходимой нужде» ее использовали для приготовления пищи и в домашнем хозяйстве, даже «во употребление в церкви». Понимая «крайнюю опасность» этого для здоровья горожан, воеводская канцелярия неоднократно требовала от городового магистрата, в чьем ведении находилось торгово-ремесленное население, выполнить указ Сената и другие законы о выводе незаконно построенных заводов из жилой зоны и мочении кож за городом, но не получала ответа. Количество кожевенных заводов только росло. К середине века их стало 25.
Призвать «заводчиков» к ответу пытались Свияжская провинциальная и Казанская губернская канцелярии. Первая в январе 1760 года командировала в Чебоксары коллежского регистратора А.И. Зиновьева с рассыльщиком (солдатом) с поручением составить опись заводов, совместно с воеводой определить места для переноса вредного производства, запретить засорять Чебоксарку и доставить «заводчиков» в Свияжск для расследования о самовольном строительстве предприятий. Вторая, пытаясь исполнить указ Сената о выносе кожевенных заводов в безопасное место, столкнулась с противодействием губернского магистрата, который отделывался отписками, защищая промышленников «от произведения следствия». Губернская власть сетовала, что не получила плана сноса заводов, разработанного титулярным советником Набережновым.
СЕНАТСКАЯ КОМИССИЯ: ОБМАНИ, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ
Наконец, в дело вмешался Сенат, поручив губернской канцелярии разобраться в ситуации с экологией «с пользою [для] народа». Последняя 3 июля 1760 года решила направить в Чебоксары товарища (заместитель) губернатора, директора Казанской гимназии М.И. Веревкина, поручив ему: 1) в силу указа Сената о соблюдении при плановой застройке ширины улиц по примеру Москвы и Калуги: больших 8 сажен, переулков – 4 (получен в Чебоксарах после большого пожара 6 мая 1758 года, в котором сгорело более 1 тыс. зданий, в том числе 687 домов) и своей резолюции по этому вопросу, составить план города для «лутчаго порядку» строительства на «погорелых местах»; 2) подыскать за городом места под размещение кожевенных заводов, кузниц, мясного ряда, скотобоен и мочения кож, «дабы… в воде духоты, а народу вреда не было»; 3) произвести «указное следствие» о мочении кож. В качестве инженера Веревкин взял с собой показавшего успехи в рисовании гимназиста Гаврилу Державина и несколько учеников ему в помощь, для работы с бумагами – двух канцеляристов.
В Чебоксарах указ был получен 8 июля, а уже 10-го в город прибыла сенатская комиссия – этим числом датированы два ее указа в воеводскую канцелярию. В первом Веревкин требовал прислать дело о пожаре 1758 года и кожевенных заводах, во втором пригласил членов магистрата и замещавшего находившегося в отпуске воеводу капитана Г. Зарина, «обретавшегося» в Чебоксарах офицером «у подушного сбора», на освидетельствование заводов, назначенное на 10 часов следующего дня.
В соответствии с поручением осмотр и описание заводов Веревкин дополнил экспериментом, призванным доказать, что они «не токмо делают нечистоту и зловоние в городе, но и вред здравию». Лишь только собрались чиновники и народ, он приказал достать «со дна реки грунту, который ничто иное оказался, как кожаныя стружки, ольховая и дубовая кора, и положить оныя в горшки, а воду налить в бутылки». То же сделали с образцами, взятыми выше по течению, где не было заводов. Пробы запечатали сургучом, приложив печати Веревкина, воеводской канцелярии и магистрата, снабдили этикетками с указанием, где и при ком они были взяты, и выставили на солнцепек на три дня. Когда при том же составе участников их вскрыли, в первых образцах оказались «черви и весьма скверный запах».

По отзыву современников, вода в Чебоксарке была сильно загрязнена, имела неприятный запах, однако жители «по необходимой нужде» использовали ее для приготовления пищи и в домашнем хозяйстве. Понимая «крайнюю опасность» этого для здоровья горожан, воеводская канцелярия неоднократно требовала от городового магистрата вывести незаконно построенные кожевенные заводы из жилой зоны.

Торжествующий Веревкин предложил приостановить работу кожевенных предприятий до распоряжения Сената. Подчиняясь ему, при заводах выставили «крепкие караулы» из воеводских и магистратских рассыльщиков. Не желая нести убытки (кожи в чанах гнили, работники получали плату за простой), купцы угрозами или подкупом заставили караульщиков молчать и организовали работу заводов по ночам. Провинциалы не знали, с кем имеют дело: Веревкин заручился помощью «тайных лазутчиков» и однажды на заре перехватил «великое множество кож, вывезенных из чанов для полоскания на реку». Улаживать скандал пришлось и.о. воеводы Гавриле Зарину и бургомистру, купцу-промышленнику Андрею Игумнову, которые «как-то умилостивили» чиновника.
Михаил Веревкин служил престолу, но не забывал и свой интерес.«ОН УВАЖАТЬ СЕБЯ ЗАСТАВИЛ»
Принцип устрашения был применен и при составлении плана города. Познания учеников в геометрии были поверхностными, геодезические инструменты отсутствовали, поэтому Державин с помощниками поначалу «стали в пень». Вдобавок наставник, к которому они обратились за помощью, отдал «странное или паче весьма смешное» распоряжение (как оказалось, лишь на первый взгляд): сколотить деревянные рамы шириной 8 и длиной 16 саженей, оковать их железными связями и цепями и носить «множеством народа» по улицам; если рама заденет дом, в журнале отмечать величину нарушения указного размера улицы, а на воротах усадьбы крупно писать мелом: «Ломать».
Хитроумный план сработал: судовладельцы, застрявшие на пристани из-за того, что бурлаков согнали таскать тяжелую раму, и домохозяева-нарушители прониклись уважением к чиновнику и стали «чрез всякие средства» искать у него «милости». Заметим, что, взимая с них мзду, Веревкин ничем не рисковал, поскольку упомянутый указ предписывал дома, построенные с заужением ширины улиц, «не ломая… положить… на план». Во взяточничестве чиновник был замечен и позднее. Однако Веревкин больше известен как писатель и переводчик, академик и член научных обществ. Не оправдывая его, скажем, что с 1758 года за ним числился большой банковский долг, а мздоимство чиновников было тогда делом обыкновенным.
Досталось на орехи и местным чиновникам. Изучив присланные ими бумаги, Веревкин обратил внимание на опись зданий, построенных после пожара, составленную «правящим городническую должность» вахмистром Иваном Сарагиным после 28 октября 1758 года, когда был получен упомянутый указ Сената (в ней были учтены 292 дома, три кожевенных завода и три лавки). 18 июля он вернул в воеводскую канцелярию дело о пожаре и озадачил ее новым указом, требуя объяснить, почему не были исполнены указы: Сената – о ширине улиц, установке знаков по их границам и запрете тесной застройки, и Главного магистрата – о недопущении крестьянам строить дома в городе, а также принята «неисправная» опись Сарагина (это из нее он узнал о домах разночинцев, в составе которых учитывались крестьяне), не указывающая, что было построено до получения сенатского указа, а что – после. Ретивый чиновник желал получить ответ на следующий день, не давая младшим коллегам времени на раздумье.
«ТЕМ И КОНЧИЛАСЬ… СТРАШНАЯ КОМИССИЯ»
1 августа датирован указ комиссии об итогах работы из шести пунктов. В первом говорилось, что по итогам расследования кожи в городской черте не мочились (утверждалось, что мочение происходит зимой); заводы построены «для размножения кожевенного дела» и поставляют продукцию в порт Санкт-Петербурга, принося немалый доход государству; «притеснения» горожанам не делают, что подтверждается отсутствием жалоб от последних.
Исследование речной воды и грунта, писалось далее, не выявило «запаху, которой бы мог себя оказывать вредным», небольшое же загрязнение объяснялось летними стоками и засорением горожанами реки бытовыми отходами, что приводило к образованию «наносов» и застою воды. Губернской канцелярии рекомендовалось просить Сенат оставить заводы «на прежнем основании», дабы не причинять убытков купцам и налоговых потерь казне из-за остановки производства. Следующими пунктами было указано: заводчикам мочить кожи за городом «по способности выше или ниже», воеводской канцелярии – подпиской обязать горожан и духовенство брать воду из Волги, «что с великою способностию им быть может».
Приняв во внимание объяснения горожан, что большинство из них построились по бедности и незнанию «каким образом в порядке строитца надлежит» до сенатского указа, а остальные – по причине, что «жить им было негде», комиссия узаконила их дома, «дабы… народного разорения последовать не могло». Места, выбранные мясниками и кузнецами под перенос своих заведений, по осмотре были признаны «способными для того» и также одобрены. В заключение местным властям было указано «крайне наблюдать» за исполнением указа Сената о ширине улиц. Вероятно, в тот же день проверяющие выехали в Казань, хотя план города, который из-за больших размеров чертили на подволоке купеческого дома, не был закончен. «Тем и кончилась сначала толь страшная комиссия», – писал Державин.
Выполнение решений комиссии находилось на контроле губернской канцелярии. В 1761 году из Казани был прислан с проверкой поручик инженерной команды Алфимов, не выявивший мочения кож в черте города. По его указанию мясной ряд и скотобойни были выведены за город «на отысканное им место», а И. Сарагин проинструктирован о недопущении строительства кожевенных заводов по берегам реки Чебоксарки.
…Все же последнее слово в конфликте осталось за купцами: в 1767 году в наказе депутату Уложенной комиссии они вспомнили о «немалом притеснении» от сенатской комиссии и вреде, нанесенном ею кожевенному производству, потребовав оградить их от подобных «помешательств» впредь.
Юрий ГУСАРОВ