Был у меня хороший товарищ, в прошлом лихой разведчик. Весной 1944-го его тяжело ранило в голову – лицо изуродовано, глаз выбит, но здоровый оптимизм и неистребимую любовь к жизни он сохранил до конца своих дней. Говорил я ему: «Жора, написал бы ты книгу о своей разведке. То-то было бы интересно, а кое-кому и полезно». Но он, отличный рассказчик, испуганно отнекивался: «Шо ты, тож такая тоска, сутками бумагу марать. Если хочешь, пиши сам, а меня не проси». Но смогу ли я передать его живой украинский юмор, те его нотки, без которых рассказ становится скучным?И все же, думаю, написать надо. Как-то раз зашел у нас с ним разговор о страхе:
– Жора, ты из себя героя строишь или правда никогда ничего не боялся?
– Переболел я страхом, да так, что на всю жизнь. Это как болезнь – переболеешь, и иммунитет.
Так и со мной случилось, – продолжил он рассказ. – Летом 42-го года спешно прошел я школу разведчиков, и забросили меня в партизанский лагерь. База наша была в лесу, среди болот. Кругом глухомань, войной вроде и не пахнет. Километрах в десяти – деревня. Немцы обошли ее стороной, потому и ходили мы туда за продуктами, ничего не опасаясь. В тот день пошел я в деревню за мукой и картошкой. Для муки сумка от противогаза, для картошки – «сидор», солдатский вещмешок за спиной. Оружия не взял – чего зря лишнюю тяжесть таскать. День тихий такой, светлый.
Иду, прутиком помахиваю. Подошел к околице, где кузница стояла. Над крышей дымок вьется, значит, кузнец дядя Коля работает, горн горит. Думаю, надо зайти поздороваться. Только подошел, вдруг слышу – немецкая речь! Ну попал! Дверь в кузнице большая, тяжелая, открыта настежь. Метнулся я за эту дверь, забился, как мышонок, между нею и стеной. Вот так в первый раз и столкнулся с немцами. А со страху мне еще и приспичило. Что делать? Не присядешь – тесно, а подпирает все сильнее и сильнее. Был бы под рукой пистолет или граната, устроил бы я им шум, а тут только сумка от противогаза.
И стало мне страшно – прямо ужас. Ни смерти, ни пыток не боялся, нас этому еще в разведшколе учили. А вот найдут меня немцы с полными штанами – на весь мир же ославят! Чего доброго сфотографируют мою грязную задницу да пустят фото в прессу оккупированной Европы. Смотрите, мол, что есть такое советский разведчик…
Страшно не страшно, а штаны стал потихоньку спускать. Тут еще сумка в руках мешается. Потом осенило – подцепил я ее так, что весь страх, что был во мне, в эту сумку и вывалил. Повесил я ее аккуратно, потихонечку, точно противотанковую мину, на ручку двери. Вышел осторожно за угол кузницы – да и в лес. Вот с того момента и пропал у меня страх, особо если в руках оружие.
Посмеялись мы с Жорой над тем случаем, но что-то он вдруг взгрустнул, задумался. И продолжил:
– Нет, испытал я страх и еще раз, но уже не за себя. Было это ранней весной 1944 года. У нас в отряде была радистка Ксения – добрая дивчина, гордая, строгая не по-нашему. Там ведь знаешь как – любить торопились, что будет завтра, никто не знает, а сегодня гуляй… Она же никого к себе не подпускала. С полгода назад не вернулся из разведки ее друг. У нас много нашлось охотников заменить его, но все напрасно. Один ухарь хотел силой ее взять, так она его чуть не пристрелила. А вот со мной другой раз взглядом и перекинется, но не больше.
Было у нас как-то серьезное дело. Возвращались с задания глубоким оврагом. Кусты, деревья хоть и голые еще, но неба почти не видно. Срочно надо было доставить разведданные, а связь установить никак не удавалось. Ксения говорит: «Из этого ущелья связи не будет, надо выходить наверх». Вот мы с Ксюшей и полезли. Капитан вдогонку грозит пистолетом: «Связи не будет – под трибунал пойдете!»
Группа ушла, грязь, скользко, но как выбрались из оврага, прямо ахнули. Солнце, зелень кругом, жаворонки в небе. «Жора, – кричит мне Ксюша, – весна-то какая!»
Смотрю – невдалеке, через дорогу, сарай. Такой же, как та кузница, и дверь распахнута. Тут уж я со всей осторожностью подходил. Никого. Забрались на чердак. Попросила она меня помочь снять рацию. Взялся за ремень, да вроде как случайно обнял. «Жора, не балуй, – говорит, – сначала дело».
Быстро установила связь, а я любуюсь на нее и о скорой любви думаю. Да так задумался, что не заметил через чердачное окно немцев – их около взвода шло по дороге. Быстро шли, почти бежали. Двое отделились и – к сараю. «Ксюша, – говорю, – уходи, я прикрою». «Брось, Жора, болтать, в автомате ни патрона не осталось». Вот тут-то я и испугался – не за себя, за нее. Знал, что немцы бы с ней сделали. А те двое, что забежали в сарай, быстро осмотрели углы, но наверх подниматься не стали – бросили через люк гранату. Она упала и взорвалась за спиной у Ксюши. Вот и получается, что она меня своим телом закрыла, а мне только глаз вышибло…
После того как у Жоры родился третий сын подряд, он взял в семью приемную дочь. Чтобы назвать ее Ксюшей.
Б. ПАНФИЛОВ,
ветеран войны и труда.